Борис Иванов - За стенами города. Дезертир Ведерников

На этот раз не было ни работы, ни ресторана, ни вечерней музыки. «Я выгляжу беспомощным дураком», — говорил он себе, шагая по квартире по одному и тому же маршруту. Ожидание взятия города или ареста, стандартной смерти по приговору трибунала, заполняли эту пустоту. «Война, — думал он, — как тряпка, сотрет с доски истории фиктивные величины буденных, ворошиловых, сталиных… и тысячи и тысячи имен таких людей, как я. Ну кому, кроме Ефима, я могу рассказать про митинг, окоп, о дефицитной дощечке, о патронах, выдаваемых поштучно, о немце, в которого никак не мог попасть, о побоище, которое фашисты устроили беззащитным работягам…»

Смысл жизни переместился в будущее сына. Он думал о нем как о своем наследнике. Какое будущее предвещало Косте сходство с отцом: его своеволие, технические способности и любовь к задачам, неважно к каким — техническим или шахматным, готовность к сложным поступкам, если в них был смысл?.. В последние два года они стали интересны друг другу, могли в выходной день от обеда до ужина просидеть за столом, рассказывая о своих делах. Вадиму было нескучно слушать, как сын оценивает его рассказы о себе, своих учителях и товарищах, книжных героях. Именно после таких разговоров они чувствовали друг к другу сентиментальную привязанность, видимые признаки которой изгоняли совместными усилиями. Пытался представить, сумел ли бы Костя понять его сегодняшнее положение.

Трудности понимания его положения не в том, что сын еще слишком мало знает о взрослой жизни, — он приучал его каждую задачу, какой бы она ни была, прежде всего понять: решается ли она технологически, какие имеются для этого возможности и средства… Сейчас для выхода из положения технологических решений не имелось. Даже из знаменитых неприступных тюрем можно было бежать: подкуп, подкоп… Он же свое спасение может доверить лишь квартире, своей тюрьме. Любая случайность: встреча с индивидом с гипертрофированным чувством бдительности, или какое-нибудь распоряжение ЖАКТа, или какая-нибудь неведомо кем составленная бумага, и даже его кашель, услышанный соседями, могли его смыть, как смывают отбросы в канализацию. В ответ на все эти смертоносные случайности у него нет ни одной спасительной мысли, никакого плана, даже самого примитивного.

Между тем мозг во сне и наяву был только этим и занят. Всякий шорох, каждое собственное тревожное предположение, каждая достигшая его новость заставляли искать варианты спасения, но их не было. Разве он смог бы объяснить свое нынешнее состояние сыну?! Если не может придумать ничего лучшего, чем ждать и ждать! И если с сыном они когда-нибудь встретятся, не уверен, что сумеет рассказать ему вразумительно об этих днях.

Ведерников проснулся — звонок в дверь. Звонок чужой и упрямый. В растерянности замер. Натянул брюки и босиком подкрался к двери. Кто-то отхаркивался, нетерпеливо ходил в ожидании отклика. Потом начал звонить в соседнюю квартиру.

— У Ведерниковых кто-то живет? — услышал голос горластой дворничихи.

Ответила одна из сестер:

— Мы не обращали внимания…

Явный намек, возмутился инженер, на то, чтобы власти на Ведерниковых внимание обратили.

— Ну, кто-то бывает? Вы что, никого не видели?

— Мужчина, думаем, живет.

— Вот звоню — не отвечают.

Снова над головой Ведерникова задребезжал звонок.

— А вот и почта! («Клюнуло», — оживился инженер). — Может быть, хозяина перевели на казарменное положение?

— Я вам говорю, — снова голос соседки. — У нас нет с ними отношений. Бывают дома — не бывают, на казарменном положении — или уехали…

— Ну и соседи пошли! — проворчала дворничиха. — Ничего не знают. Ничего их не интересует!

— А что случилось?

Ведерников замер. Ему показалось, что в одно мгновение у него выросли отвратительно большие уши.

— Не платит за квартиру. Третий месяц. Если увидите, передайте, чтобы немедленно заплатил за квартиру.

— Я хочу у вас спросить, — соседка перешла на вкрадчивую интонацию, — жакт будет жильцам выдавать дрова или нет?

— Этот вопрос жильцы давно поднимают. Нам говорят: надо ждать, когда улучшится положение на фронте. У меня у самой ребята стали мерзнуть — окно законопатила. Старые люди «буржуйки» заказывают — такие маленькие печки. Наш кровельщик за деньги делает. Хотите, я ему скажу, что седьмой квартире тоже печка нужна?

— Пожалуйста, сделайте одолжение. Мы заплатим.

Все стихло. Ведерников был уверен, что женщины разошлись. И в это время услышал, как чья-то рука шарит в его почтовом ящике. На это могла пуститься только соседка. От возмущения он чуть не поперхнулся. Схватил себя за горло, прижал осторожно вторую дверь, прошел в кухню, но и там не почувствовал себя в безопасности, — открыл шкафчик и, уткнувшись в столовое белье, начал наконец кашлять. Не мог остановиться… Потом, ослабевший, противный сам себе, сидел за столом, опустив голову на руки…