Алла Мелентьева - Семья Рин

Анна и Лидия встретили меня в нью-йоркском аэропорту. Я увидела их первая - они стояли недалеко от входа — и сразу их узнала, потому что Лидия стала очень похожа на мать. Мне даже показалось на долю секунды, что это и есть моя мама, приехавшая меня встречать.

Я окликнула их. Они встрепенулись, бросились ко мне и снова остановились в замешательстве, не зная точно, как следует родственникам выражать свои чувства после долгих лет разлуки.

Первой пришла в себя Лидия. Она подскочила и чмокнула меня в щеку.

— О господи! Ирина! Живая Ирина! Ах, боже, ты стала такой элегантной! Анна, посмотри, какой изысканной дамой она стала! — затараторила она по-русски.

Анна подошла и неловко поцеловала меня.

— Здравствуй, дорогая, — немного натужно сказала она. Даже не верится… Подумать только!.. Столько лет и вот!.. Ты прекрасно выглядишь.

Это было невероятно — снова увидеть их. Мы вглядывались друг в друга с изумлением. Это было словно чудо, которое настолько потрясает, что не знаешь, в рамках каких ценностей его следует рассматривать. Я запомнила их совсем юными, а теперь это были зрелые женщины, с довольно большим грузом жизненного опыта и с какими-то неизвестными мне взглядами и привычками. И, соответственно, я не знала, как нужно себя теперь с ними вести.

— Что же это мы тут стоим? Пойдемте, Фил ждет снаружи, — сказала Лидия.

Фил, муж Лидии, ожидал нас на парковочной стоянке аэропорта. Он безмятежно читал газету, прислонившись к автомобилю.

Лидия весело представила нас друг другу.

— Это Фил, мой муж. Фил, вот моя маленькая давно пропавшая сестричка.

Я заметила, что она подражает американскому выговору и старательно прячет свой русский акцент.

- Приветствую, мэм, сказал Фил. — Рад познакомиться. Как там в Японии?

- Здравствуйте, Фил. В Японии все прекрасно.

- Поехали скорей домой. Ирина, садись сюда. Фил, поставь ее вещи в багажник. Анна, ты — сюда, — командовала Лидия.

Я заняла заднее сиденье рядом с Анной. Автомобиль выехал со стоянки.

Лидия жила в небольшом городке недалеко от Нью-Йорка. Всего около часа езды, сказала она и стала рассказывать о своем доме. Они с Филом, перебивая друг друга, подробно описывали, как выбирали и покупали этот дом, как отделывали его, как изменились цены на недвижимость с тех пор, — скучные подробности, которые, тем не менее, помогали мне справиться с ощущением неловкости, возникшим из-за того, что я никак не могла освоиться с физическим присутствием людей, которых много лет считала умершими.

- Наш дом, наверное, покажется тебе скромным; он не такой, к каким ты привыкла в Японии, — предположила Лидия.

— Почему ты так считаешь? — удивилась я.

Лидия слегка стушевалась.

- Я подумала… Видишь ли, ты одета в такую дорогую одежду, что мне показалось, что… что ты привыкла к более высокому уровню жизни, — объяснила она.

- Я ведь приехала не для того, чтобы посмотреть на дом, — сказала я.

Она совсем не изменилась, думала я. Это была самая характерная черта Лидии с раннего детства: первым делом обращать внимание на то, богат ли кто-нибудь или беден, и выносить суждения о людях, основываясь на их предполагаемом «уровне жизни». В свое время это ее качество раздражало меня, но сейчас оно показалось мне даже трогательным, словно удалось найти еще один кусочек разорванной в клочья фотографии и приклеить на свое место.

Анна тоже, кажется, совсем не изменилась. Не замечая небольшой неловкой заминки в разговоре, она тут же заполнила паузу деловитым сравнением стоимости своего дома в Нью-Джерси и недвижимости Лидии. Прагматичная сторона вещей всегда интересовала Анну больше всего остального.

Мы наконец приехали. Дом Лидии оказался стандартным американским домом из пригорода. Но он поразил — почти потряс — меня самим фактом своего наличия, он показался возникшим передо мной из ничего, из пустоты или, точнее, из чужой реальности, как, впрочем, и все другие люди и предметы, связанные с моей семьей, которая по всем законам природы не должна была существовать, но, как выяснилось, существовала и, более того, жила обычной человеческой жизнью, обрастала неизвестной мне историей, детьми, недвижимостью, друзьями, соседями, фотографиями и сплетнями. Это было очень странно, потому что в этой жизни на том месте, где должна была быть я, находился прочерк, пробел. Я много лет считала, что моя семья больше не существует, но теперь я начала убеждаться, что на самом деле это я не существовала для всех них. Это было очень болезненное осознание.