Алла Дымовская: Семь корон зверя

Вот и прошла еще одна ночь, закончился еще один день. Еще одна ночь, и еще один день, и еще один. И каждый день был темен как ночь...

Сырость, вязкую темноту и подтекающие с журчанием лужи еще можно было как-то терпеть и даже со временем о них забыть. Если бы не гадкий, давно уже разбухший от воды и крови обломок осины. Он по-прежнему торчал из онемелого тела, касаясь своим мерзким боком живого еще сердца. Яношу казалось, он слышит, как жалуется его сердце на такое невыносимое соседство, как жжет оно и какую несет боль. Но своему сердцу Янош как раз не сочувствовал. Счастье еще, что рука старого, воняющего страхом горца оказалась недостаточно тверда для удара и кол – страшный, плохо заостренный осиновый обрубок – ушел в бок. Не убил, но пригвоздил и обездвижил надолго, может, и навсегда. «Интересно, кто был тот первый дурной монах, который придумал убивать нас колом, и непременно осиновым?» – в который раз от вынужденного бездействия спрашивал себя Янош. Убить можно чем угодно, любым оружием, подходящим и для обычных людей, но только в сердце, точно в самое твое сердце. А это не так-то просто – подобраться к сердцу вампира. Для простого человека это почти всегда гибель. А старик промахнулся, и острие с тошнотворным чавканьем прошло мимо, но пропороло что-то важное внутри Яноша, без чего нельзя пошевелить даже кончиком бесчувственного пальца. Если бы Янош мог хоть как-то дотянуться и выдернуть проклятое дерево, рана затянулась бы в считанные часы: солнце не успело бы пройти и половины дневного пути, как он был бы на ногах и начал бы набирать силу. Хоть бы увидеть это солнце еще когда-нибудь! «Неправда, будто мы боимся солнца. Но надо быть последним недоумком-учеником, чтобы шляться открыто, средь бела дня, по своим надобностям. Хотя был среди нас один такой. Думал: золото и власть его защитят, – он и творил что хотел. Наглый был... Из-за него-то и пошло все наперекосяк». И он, Янош, лежит тут, в кромешной тьме, и сам уже не помнит, сколько с тех пор прошло дней и лет, когда суровые, одетые в патлатые козьи шкуры полулюди сволокли его, как падаль, в эту дыру и, пропев над ним заунывный воющий плач, завалили вход камнями.

Но сейчас Яношу сильнее всего досаждало то, что уже некоторое время сверху над ним раздавались неприятные, гулкие стуки, беспорядочные и оттого еще более раздражающие. Отдающая эхом возня все никак не прекращалась, а на лицо стала осыпаться колкая каменная крошка. Это продолжалось довольно долго, и Янош почти свыкся с непонятными звуками и даже напряженно прислушивался, если наступала тишина. Когда вдруг воздух разорвало диким грохотом, стократно подхваченным недрами пещеры, Яноша ослепил резкий огненный всплеск. И тут же сильный удар по голове отправил его в небытие.

– Не понимаю я, как это могло получиться, командир! Я ведь его нечаянно уронил, да и камень-то был небольшой, – виновато бубнил, почесывая давно небритый подбородок, нескладный детина в разодранном на колене брезентовом комбинезоне.

– Ты, б..., молись, что не убило никого, а то б я тебя под суд отдал! Если бы от тебя, конечно, осталось что-то! – в ответ орал на него щупленький, лысый «командир», размахивая перед собой очками в стальной оправе почему-то с одним только правым стеклом. – Это надо же, прямо на шашку! Как еще никого из нас не покалечило, диву даюсь!

– А дыру! Дыру-то какую пробило! – ахнул из-за «командирского» плеча чей-то сиплый голос. – Прямо колодец какой-то.

Спелеологи столпились у пролома, беспорядочно тыча фонариками вниз.

– Смотрите, блестит что-то. Похоже – серебро или железо.

– Какое здесь железо! Ванькину флягу небось взрывом выкинуло.

– А там, глядите, что-то белеет. Как будто маска – вон нос, а вон вроде глаза...

– Фильмов побольше смотри, – огрызнулся лысый «командир», однако все же опустился на коленки и заглянул в пролом. – Да посветите же, черти!

В колодце и впрямь что-то лежало. Но хоть и был он неглубок, всего лишь каких-нибудь три-четыре метра, толком разглядеть ничего не удалось. И лысый разогнал всех приводить в порядок то, что еще осталось от экспедиционного снаряжения.

Однако после скудного, на скорую руку, обеда любопытство все же взяло верх. Было решено, что двое спустятся в пролом на тросах и, если обнаружат что-то интересное, попытаются по возможности поднять наверх. Остальные четверо будут страховать у колодца, по двое на каждый трос. Первым, кое-как приладив разбитые очки, в дыру стал неловко спускаться лысый «командир». За ним молодецки ухнул тот самый Ванька, чью флягу якобы взрывом забросило вниз.