Алла Мелентьева - Семья Рин

Потом, позднее, я видела, как они разговаривали, сбившись у барной стойки, то и дело бросая взгляды в мою сторону. Один журналист махом выпил свой виски и сказал что-то остальным, указывая на меня. Судя по их кривым ухмылкам, он высказался в самых грубых выражениях. Наверное, сказал что-то вроде: к этой сучке трудно подобраться, вот она и задирает нос, а ведь обычная шлюха, даже хуже шлюхи, ее делают неприступной только деньги ее японского любовника. Их злило, что добыча так легко ускользнула. Но они все равно не собирались сдаваться в борьбе за кусок эксклюзива.

Один из них выследил меня в университетской библиотеке. Он притворялся студентом, но, когда библиотека опустела, появился в проходе между полками, где я просматривала книги, и внезапно ослепил меня вспышкой.

— Несколько слов интервью для моего журнала, пожалуйста. О вас совершенно невозможно получить никакой конкретики. Это страшно раздражает.

Я узнала в нем одного из тех, кто устроил на меня охоту в посольстве. И даже не подумал извиниться. Наглый тип. Он улыбнулся в надежде обезоружить меня белозубой улыбкой. Челюсть была наверняка искусственная.

— Вы не имеете права использовать эту фотографию. Вы сделали ее без моего согласия, — сказала я.

— Почему вы так избегаете журналистов, госпожа Рихтер? Вам есть что скрывать? Японцы вам запрещают разговаривать с прессой?

Я механически перелистывала книги на полке.

— Абэ не спускают с вас глаз. Ходят слухи, что они дают вам инструкции, как отвечать на вопросы журналистов. Это правда?

— Вы ошибаетесь.

— Уверен, что это правда. Прошу вас, скажите, как вы можете жить жизнью другого человека?

Этот вопрос заставил меня напрячься. Если бы прессе удалось узнать мое реальное имя и каким путем я попала в Японию, это навлекло бы на Акито серьезные проблемы.

— Что вы имеете в виду?

— Как вы можете исполнять роль официальной супруги Акито Абэ, не являясь ею? Насколько комфортно вы, белая женщина, чувствуете себя в роли наложницы японца?

«Ах, только-то», — облегченно подумала я.

— Совершенно комфортно.

— Но ведь это вызов общественному мнению!

— Меня это не волнует. Общественное мнение вечно находит себе вызовы. Всего доброго. Пожалуйста, больше не фотографируйте меня.

Я схватила стопку своих книг и пошла к выходу, загораживаясь ими от его фотоаппарата.

— Постойте… подождите минуточку, мэм!..

— Не хочу.

— Прошу вас!..

Он пытался меня удержать, но я как бы случайно заехала книгами ему в лицо.

Он отстал, но упрямо крикнул мне вслед:

— Все равно достану материал!..

Мой статус в семье Абэ определился сам собой — я считаюсь здесь чем-то вроде родственницы с физическими недостатками, к которой, что бы она ни делала, надо проявлять снисхождение. Они, как умеют, стараются заботиться обо мне, и я не виню их за то, что эта забота всегда выглядит неуклюжей и поверхностной. Я знаю, что, когда они говорят обо мне между собой, они называют меня обузой, с которой приходится мириться. Только воля Акито и душевная теплота Кёко создают для меня небольшое жизненное пространство среди этих чужих людей чужого народа.

Каждое утро в одно и то же время я спускаюсь в маленькую оранжерею на первом этаже дома Абэ, чтобы полить растения, которые я там выращиваю. Для меня это вопрос принципа — поливка растений входит в ежедневный ритуал упорядоченной и размеренной рутины, призванной поддерживать иллюзорную самодостаточность моего существования.

Каждое утро я встречаю на веранде по пути в оранжерею отца Акито, патриарха клана Абэ, возвращающегося на свою половину после гимнастических упражнений. Он выполняет их строго в одно и то же время; возможно, эти упражнения для него тоже являются не меньшим вопросом принципа, чем для меня мои растения. Его всегда сопровождает старый прислужник, трясущийся от дряхлости.

Мы встречаемся с ним на повороте веранды. Я вежливо кланяюсь ему и его слуге. Он чинно и безмолвно отвечает на поклон кивком. Его трясущийся слуга кланяется чуть-чуть ниже своего хозяина. Мы расходимся. Эта сцена повторяется из года в год.

Ни один человек из клана Абэ, случайно оказавшись со мной наедине, ни разу не посчитал нужным перекинуться со мной парой слов о погоде или о чем-нибудь таком же необязательном, но необходимом для обычного человеческого общения. Не то чтобы они не любят меня — они просто не знают, как со мной обращаться. Они не готовы взять на себя труд придумывать способы общения со мной. Им проще избегнуть меня, чем перекинуться парой слов о погоде. Я привыкла довольствоваться их вежливыми поклонами в мою сторону, когда я попадаюсь им на пути. Первые годы моей жизни в Японии меня расстраивало такое отношение. Потом я привыкла к своей незначительности.