Алла Мелентьева - Семья Рин

Николя переходит с русского на табуированный для Шанхая английский, заставляя меня вздрогнуть.

— Не ожидал! — говорит Николя, двусмысленно улыбаясь. — Право, не ожидал вас здесь встретить!.. Вы всегда казались не такой девушкой.

Я беру себя в руки и сдержанно объясняю, стараясь как можно больше соответствовать стандартам благородной героини из кинокартины:

— Я просто зарабатываю здесь свой хлеб, мистер Татаров. Может, это выглядит со стороны странно, но это единственный заработок, который я смогла найти в сложное военное время.

Николя продолжает неприятно улыбаться. Ему, похоже, наплевать, героиня ли я из кинокартины или опустившаяся потаскушка с улицы.

— Поверьте, мадемуазель, я вовсе не ханжа… Я имел в виду, что вы всегда выглядели так, будто не можете позаботиться о себе. Поверьте, в вашем занятии нет ничего предосудительного!..

Мне нечего сказать, я молчу, отворачиваюсь от барной стойки, смотрю в зал, случайно встречаюсь глазами с японским офицером — поспешно и растерянно поворачиваюсь к стойке.

— Как вы смотрите на то, чтобы поужинать вместе? — спрашивает Николя.

— Думаю, это маловероятно. Уже поздно, пора домой, завтра будет трудный день. Извините меня…

Я делаю попытку уйти, из последних сил прикрывая гордым видом желание поскорей улизнуть от скандала. Николя хватает меня за локоть, не отпускает. Я неохотно возвращаюсь на место. Издалека японский офицер продолжает наблюдать за нашим разговором.

— Так как насчет ужина, мадемуазель?

— Боюсь, что нет. Мне пора. Прошу, позвольте мне уйти.

— Хорошо. Тогда так: сколько вы хотите за вечер?

— Мистер Татаров, помнится, когда я училась в гимназии, ваш тон был немного другим…

— О’кей… — Он ухмыляется. — Но тогда ведь вы учились в гимназии, а не были танцовщицей в ночном клубе…

— Я должна идти, прошу вас… — чуть не плача твержу я.

Николя, ухмыляясь, удерживает меня. Я беспомощно трепыхаюсь, пытаясь вырваться, насколько позволяют приличия, но силы не равны.

— Ну не будьте такой чопорной лицемеркой, Ирэн. Мы же друзья детства.

Я молча пытаюсь освободиться. Николя не пускает, ему нравится чувствовать свое превосходство. Рядом, к моему ужасу, возникает японский офицер. Он все-таки решил вмешаться.

— Отпустите девушку, — говорит японец на приличном английском. — Она не желает с вами оставаться.

Татаров изумлен и задет. У японца ледяной взгляд, и в существующей расстановке сил он не тот человек, чью просьбу можно легко проигнорировать. Николя не хочет давать задний ход, но понимает, что вынужден считаться. Он медленно встает, по-прежнему удерживая меня за руку. Я затравленно перевожу взгляд с него на японца. Я близка к обмороку.

— Офицер, вы неправильно поняли. Эта девушка — моя давняя знакомая. Мы просто разговаривали…

Японец смотрит на меня, пытаясь понять, какие отношения у меня с Татаровым. Я снова пытаюсь высвободиться. Появляется метрдотель, готовый вмешаться в события.

— Господин Татаров…

Николя злобно ухмыляется, продолжая крепко держать меня за руку.

— Между прочим… вы знаете, что защищаете гражданку враждебной нации? Эта девушка — американка!.. — говорит он японцу.

— Вы ошибаетесь… эта дама — из Манилы… — возражает метрдотель.

— Ха-ха — из Манилы!.. она американка! Я знаю ее семью! Это Ирэн Коул, американская гражданка! — Николя пьяно смеется и тут же заявляет громко, на весь зал, указывая на меня: — Господа, у этой дамы — американское гражданство, представляете!..

Внимание всего зала обращено на меня.

Я и японский офицер снова встречаемся взглядами. В моих глазах ужас, японец выглядит ошеломленным. Я наконец освобождаю руку от хватки Николя, неловко кланяюсь в сторону японца и сбегаю из бара.

Минуту спустя я влетаю в полумрак гримерной, где Вера и остальные по-прежнему играют в карты. С грохотом захлопнув дверь, я останавливаюсь и прислоняюсь к стене — беспомощное испуганное маленькое существо. Я тяжело дышу, нервно прикасаясь ладонями к горящим щекам и губам, словно пытаясь заслониться от невидимого удара, который, я чувствую, судьба скоро нанесет мне.

Присутствующие изумленно смотрят на меня.

— Дорогая, что с тобой? Что-нибудь случилось?.. — спрашивает Вера.

Я растерянно смотрю на нее, не в силах вымолвить что-нибудь.

Три дня я не находила себе места в ожидании, что японцы придут за мной. Вера смеялась над моими страхами, успокаивала, как могла, и убеждала, что, если бы японцам было нужно, они арестовали бы меня в тот же вечер. На четвертый день после случившегося я стала успокаиваться — как выяснилось, напрасно.