Саша Филипенко - Красный крест

Несколько первых дней я не разговаривала с ним. Натурально! Думала, проверяют. Леша здорово шугал, но я даже не улыбалась. Помню, как я спросила у Пашки Азарова, считает ли он возможным, что кто-нибудь влюбится в меня? Глупый вопрос, я знаю. К тому же не совсем корректный. Так или иначе, Пашка похлопал меня по плечу:

— Какой он?

— Красивый, интеллигентный, похож на шведа.

— Может, действительно шпион?

— Не знаю, но в меня уже, кажется, проник…

— То есть, вы уже того?

— Дурак ты, Азаров!

Теперь я понимаю, что Леша был очень терпелив. Он стойко переносил все мои странности. Я же по-прежнему относилась к нему как к лазутчику. Более того, с каждым днем подозрения море только усиливались! Я не сдавалась, а он не отступал! Ну кто бы стал тратить столько времени на дурнушку вроде меня? С какой стати он так сюсюкался? Москва кишела красотками, а он прилип ко мне будто банный лист, Может, знал, что я жила на Западе? Может, хотел уехать?

Каждый вечер, стоя перед зеркалом, я перебирала платья и причины, основания и сережки, но Лешка не уходил. Я была готова поверить во все, что угодно, но только не в любовь, что в конце концов разрушила меня.

Кажется, я рассказывала вам, что с детства любила рисовать. И вот представьте себе, однажды Леша пришел на свидание с мольбертом!

— Это еще что? — спросила я.

— Это тебе.

— Зачем?

— Я видел, как во время обеда ты рисовала на листке.

— Ты следишь за мной?

— Глупая, я всего-навсего часто бываю здесь… по делам.

— По каким таким делам?

— Придет время — расскажу. Пойдем, я тебя провожу.

Сама не знаю почему, но я согласилась. Он так нелепо выглядел с этим мольбертом.

— Я еще и краски тебе купил, и кисточки.

— С чего ты взял, что я приму их?

— Не примешь подарю другому.

— Или другой?

Он обогнал меня и остановился. Стал против меня и улыбнулся. В одной руке сумка, в другой мольберт, Я смотрю на него и понимаю, что уже люблю, что всю жизнь буду любить, а сама гадости говорю. Мне бы радоваться, кикиморе, а все строю из себя принцессу-недотрогу.

— Что ты там хотел рассказать мне о своих делах?

— Хотел рассказать, что часто бываю здесь по делам Помполита.

— Что такое Помполит? — спрашиваю я.

— Помощь политическим заключенным, — отвечает соседка. — До 1922 года они назывались Московский комитет Политического Красного Креста. Сейчас в это сложно поверить, но в Советском Союзе было и такое. Де-юре Ежов закрыл их только в 1938-м. Леша не был сотрудником Помполита, но помогал в сборе средств осужденным. Искал деньги на квартирниках, поэтических и музыкальных вечерах.

— А это было не опасно?

— Не опаснее, чем строить переправы. В 1936 году мост, который проектировало Лешино бюро, обвалился. Всех рабочих и архитекторов отправили в лагеря на десять лет. Алексея спасло только то, что за месяц до этого его перевели на другой объект. Обыкновенное везение. Перевели бы, скажем, за неделю — не помогло бы. Возможно, если бы тогда Лешу арестовали, все бы сложилось иначе, но…

— Что «но»?

— Но говорю же вам его не арестовали. Такое было время — время большого террора, а следовательно, и большого везения. Поклонникам азартных игр, вероятно, понравилось бы холодящее ощущение конца тридцатых. Русская рулетка каждый день. Всякая минута на зеро, Игра по-крупному. Ставки не фишками, но судьбой. Дьявольский аттракцион, в котором пятнадцатилетняя ссылка могла бы показаться спасительным билетом в жизнь…

Долгое время, особенно в силу деятельности Алеши, мы полагали, будто кое-кому еще можно помочь. К 1937 году этих надежд не осталось.

В связи с давлением на наркома Литвинова чистки начались и у нас, в НКИДе. Безусловно, они были и раньше, но массовый характер приобрели лишь в 1937 году. Пашка, у которого мы часто бывали в гостях, жил всего в нескольких шагах от работы — Кузнецкий Мост, дом пять. В 1937-м его подъезд был наполовину опечатан. Я никогда не забуду забитые конвертами почтовые ящики. Кому теперь присылали эти письма? Кто бы теперь стал их читать?

Поднимаясь по лестнице, я считала опломбированные двери. Одна, вторая, третья. В тот вечер, сидя в Пашиной гостиной, я шепнула Лешке: «Смотри, мы будто бы оказались в настоящем склепе в самом центре Москвы…»