Саша Филипенко: Красный крест

— Не знаю, не знаю… — отвечала француженка. — Мне это уже не кажется глупым. Похоже, Алексей Алексеевич действительно проницательнее нас. Расстреляна царская семья, страна уже никогда не будет прежней. Думаю, красные не уйдут. Сложно поверить, что всего несколько лег назад Колчак гостил у нас в Лондоне, а теперь его кончают как собаку…

— Еще сложнее поверить в то, что Алексей Алексеевич на стороне этих людей… Ох, не кончилось бы это бедой…

В отличие от нянечек, мне в Москве сразу понравилось. Словно Алиса, я провалилась в сказочный сон.

— Так вот как выглядит победа троцкизма? — шутила англичанка.

— Трюизма, а не троцкизма, — язвила француженка.

— Провинция человечества…

— Пригород здравого смысла…

— Государство, не прошедшее обряд конфирмации…

Пока нянечки упражнялись в остроумии, я с интересом изучала Москву. Столовые, боржом, закуски и воды. Птенцы человечьи. Большеротые товарищи били в барабаны и размахивали красными полотнами. Нянечки закрывали уши, и, замерев на месте, я пыталась прочесть написанные белыми буквами слова: «Гордимся запуском станка». Вот это да! Я смотрела на ребят, и мне так хотелось держать в руках такой же огромный алый флаг. Ну, в самом деле, могло ребенку не поправиться в стране строящегося инфантилизма?

Каждый день мы отправлялись к газетному ларьку. Пока советские мужчины стояли в очереди за «Правдой», мы брали «Цирк», «Новый зритель», «Пионер» и «Искру». Совершив ежедневный ритуал, с горой макулатуры мы выдвигались на прогулку. Все это так увлекало! То и дело я застывала на месте, чтобы прочесть очередную аббревиатуру.

— А что такое «Про-лет-культ»?

— Не важно! — в унисон ворчали старушки.

Меня отдали в «четверку». Экспериментальная школа эстетического воспитания. Чрезвычайно удобное заведение. Полуинтернат. Мы были заняты весь день. Общеобразовательные предметы до обеда, рисование, ритмика и лепка после. Отец был доволен, нянечки, кажется, тоже. Однажды вечером, когда кто-то из папиных друзей спросил, где я учусь, я с гордостью ответила, что в школе для детей одаренных родителей. Довольно точная оговорка. Собственно, так оно и было. Кого угодно сюда не принимали. Здесь учились наследники верхушки. От фамилий наших родителей граждане новой страны теряли сознание, но нам-то было что? Дети есть дети…

Пока я лепила квадраты, отец не вылезал из Европы. В 1924 году он принял решение вновь перевезти меня. На этот раз в Швейцарию.

Папа перманентно курсировал между Женевой и Берлином, а я, несмотря на выводок новых репетиторов, была предоставлена сама себе, Берн, Лозанна, Цюрих, Замки, горы, города. Вместе с моими новыми надзирательницами я путешествовала по Швейцарии и даже думать не думала, что однажды вернусь в Москву.

Весну 1929 года, теперь уже совсем взрослая, я провела одна. Папа оставался преимущественно в Цюрихе, а я не вылезала из Тичино — итальянского региона Швейцарии. Беллинцона, Локарно, Къяссо. Я брала с собой листы, мелки и едва ли не каждый день отправлялась рисовать в какой-нибудь новый городок. Однажды теперь мне почему-то кажется, что это было в воскресенье я заехала в Порлеццу маленькую итальянскую деревушку на границе со Швейцарией. Десяток каменных домов, полторы церкви. Все как полагается; вино, платаны, колокольный звон. Желтый, зеленый и голубой. Я рисовала на набережной, когда ко мне подошел красивый парень. Высокий, смуглый и, конечно же, черноволосый. Оп предложил прогуляться, и я подумала; а почему бы и нет? Шутки, история деревни, разговор о новом человеке. Ничего особенного — пустая, но милая болтовня. Я рассказывала ему о России, а он говорил, что никогда не был даже в Милане. Мы проболтали весь день, и, поняв, что пароход в Лугано упущен, я решила остаться в маленьком альберго на крохотной виа Сан-Микеле.

Следующим же утром мы вновь встретились. Завтрак, кофе и невероятные булки, за которые можно было бы отдать душу дьяволу. Он смотрел мне прямо в переносицу, и, смущаясь, я опускала глаза. В тот день мы взяли в ресторанчике засохший хлеб и отправились кормить выбравшихся на травку лебедей. Я смотрела на озеро и старалась запомнить его на всю жизнь — мне казалось, что лучше уже ничего не будет. Вечером, когда кто-то включил Луну, в темном небе закружили летучие мыши. Здесь было так хорошо и спокойно, что я даже не испугалась. Так пролетели несколько дней. Мы забирались в горы и ловили рыбу, ныряли с утесов и целовались. Я поняла, что он станет моим первым мужчиной, но, к сожалению, в вечер, когда это должно было произойти — чихнула!