Иэн Бэнкс - Умм, или Исида среди Неспасенных

Насколько я знаю, для моего деда потеря сына стала чудовищной трагедией. Словно был еще какой-то Бог, в которого он не верил: жестокий, своенравный и докучливый, который не просто вещал с неизмеримых, глухих высот, а еще и двигал людьми и событиями, как пешками в своей игре; ненасытный, злобный, властолюбивый, изощренный Бог, который не прощал ошибок и – в отместку или в назидание – пикировал с высоты на людские жизни и судьбы, как ястреб – на полевую мышь. Если смерть моего отца и поколебала веру деда, этого никто не заметил, но я знаю, что и по сей день он скорбит о сыне и раз в полгода просыпается от страшного сна, в котором горят стены, беснуются языки пламени, а сквозь клубы черного дыма доносятся крики и стоны.

С той поры жизнь потекла по другому руслу: в общем и целом, дела идут неплохо, наши ряды множатся (во всяком случае, так мне казалось), но все сложилось бы иначе, если бы Элис и Крис остались в живых, а Сальвадор мог разделить свою старость с Аасни и Жобелией. Но нет: трое умерли, а Жобелия сначала отдалилась от Общины, а потом и вовсе от нас ушла.

Моя двоюродная бабка скорбела безутешно, страстно, эпически: она буквально рвала на себе волосы – все слышали такое выражение, но мало кто видел, как это происходит. Впрочем, я и сама не видела этого воочию, но последствия были просто жуткими.

Жобелия отказывалась от пищи, перестала готовить и вообще не вставала с постели. Она считала, что пожар случился по ее вине: в ту ночь она пошла спать, вместо того чтобы остаться на подхвате у Аасни и следить за скороваркой; более того, она вбила себе в голову, что трагедии бы не произошло, сообрази она вовремя прочистить предохранительные клапаны, которые – сестры об этом знали – уже давно забились овощной массой, отчего давление нагнеталось сверх установленной нормы. Жобелия, которая, не в пример сестре, никогда не пренебрегала правилами безопасности, кляла себя, что не отвела беду.

Однако мало-помалу Жобелия приходила в чувство. Она начала вставать и есть, хотя сама теперь не готовила даже простейшие блюда. Калли и Астар, дочери Жобелии, тихо и незаметно заняли место своей покойной тетки, встали к плите, взяли на себя уход за матерью и все домашние хлопоты семьи Умм. А Жобелия добровольно обрекла себя на затворничество, не занималась домом и не проявляла видимого интереса к хозяйству; она обреталась без дела в четырех стенах и почти не разговаривала с родными. Через год после пожара, день в день, никого не предупредив, она ушла из Верхне-Пасхального Закланья.

В оставленной ею записке мы прочли, что она отправилась навестить свою родню – которая теперь жила в Глазго – в надежде на примирение. Позже, по слухам, они кое-как нашли общий язык, но при этом Жобелия искала только прощения и понимания, а не пристанища; она и оттуда уехала – на этот раз неведомо куда. Астар, Калли и Сальвадор, кажется, смутно верят, что она еще жива и находится под опекой, но ее дочери в ответ на любые расспросы только замыкаются в себе, а Сальвадор сильно гневается.

В моем представлении, после того пожара дедушка изменился до неузнаваемости. Внешним признаком этих перемен стало его пристрастие к белым одеждам вместо черных; что гораздо важнее – он утратил значительную долю своей увлеченности и энергии; на какое-то время, как рассказывали близкие ему люди, Общину даже охватил дух уныния, потому что ласкентарианское вероучение сбилось с проторенного пути. В конце концов жизнестойкость веры все же восторжествовала, а дед ощутил бодрость и прилив внутренних сил, но, как я уже говорила, наше бытие так и не вернулось в прежнее русло, хотя с виду все шло гладко.

Ничуть не сомневаюсь, что для меня этот пожар тоже не прошел бесследно. Мои воспоминания начинаются с образа щемящей синей пустоты, запаха отсыревшего пепла, стонов двоюродной бабушки; через два года ко мне пришел Дар Целительства.

В пределах и за пределами наших угодий у меня всегда были заветные местечки, какие находит для себя каждый ребенок, – они служат надежными ориентирами в пространстве, да и потом на долгие годы сохраняют для нас особый смысл, особенно если мы не покидаем родные края и если в окружающем мире не происходит больших потрясений. Для многих ребят эти тайные уголки становятся спасительными укрытиями; в моем случае они были просто островками тайны, потому что у меня не возникало желания сбежать из Общины и где-нибудь спрятаться – разве что от чрезмерного внимания.