Александр Моралевич - На десерт

После этого комендатура Кремля пыталась принимать самые разнородные меры — и попусту, попусту. Даже было высказано мнение — и от ужасности проблемы не получило даже идейно-административного отпора (!): а не провести ли вокруг Кремля очистительный крестный ход с хоругвями, мощами, наиболее намоленными иконами и во главе с Патриархом?

Было даже мнение вызвать в Кремль на борьбу с воронами Джуну, а на подверстку и усилеиие передать в ассистентки Джуне шаманку Восюхо из Кур-Урмийского района Хабаровского края и лозознатца Евтихия из Переяславля-Залесского. Но лозознатца и драпированную в медвежий кукуль Восюхо решили оставить на крайний случай, сперва прибегнув к строгой науке. От строгой науки и прибыл в Кремль козлобородый и весьма академического, обнадеживающего вида кандидат наук Метельский.

— Прежде всего, — сказал он, — я должен установить стации и реперные точки вида врановых.

Установивши загадочные эти точки, козлобородый потребовал принести ему кильки. Тут же из буфета Кремля в сияющей банке величиною с банную шайку была доставлена килька каспийского пряного посола. На лаковой этикетке, отпечатанной не меньше как в Финляндии, были изображены двадцать две улыбающиеся кильки (по числу уже состоявшихся съездов партии), хороводно, взявшись за плавники, исполняющие разрешенный, а оттого всенародный танец «Летка-енка».

Ученый Метельский, проткнув банку ключом от квартиры, выплеснул на ладонь рассола и освидетельствовал языком его пряность. Пряность вызвала у него неодобрение, отчего банку он не вернул, а уложил в свои «жигули» для исследования в Главохоте эффективности пряного посола в борьбе с воронами. (Но знаю я, доподлинно знаю, что была в Главохоте под низменного качества водку, вульгарно, со влезаниями пальцами в банку сожрана вся партийно-правительственная килька). Метельский же, пока суд да дело с сомнительным пряным рассолом, велел с мигалками и сиренами сгонять на окраины Москвы, ну, не в Свиблово, так в Ростокино. И в тамошних демократических магазинах купить два кило мойвы, той самой, что в среде московских пропойц зовется «на рупь сто голов». По получении мойвы ученый, вздев на свою козлобородость предохранительный респиратор, вынул из саквояжа шприц, микродьюар и начинил рыбок отравой, положенной в основу его диссертации. Вслед за тем две роты курсантов училища им. Верховного совета были посланы на крыши кремлевских зданий, чтобы разбросать там мойву. В ожидании неминуемого результата — Трест очистки прислал шесть подметальных машин для массовой уборки трупов пернатой нечисти.

Стряслось же вот что: вороны на мойву набросились и, сраженные ученой отравой, сразу отправились на тот свет восемь штук. Но остальные десятки тысяч — и к ним, как на тризну по усопшим, подлетали всё новые и новые стаи! — подняли такой тарарам, а по-еврейски очень точно — кадохес, что без оглядки бежало из Кремля всё руководство страны. Вслед за этим встал вопрос о немедленной поимке и отравлении его же ядом без суда кандидата наук Метельского, но козлобородый как в воду канул.

Вот в этот роковой для страны момент один из кремлевских курсантов, русский, воронежец, безусловно блондин, рост 195 см. не имеет, не состоял, не подвергался (а других туда и не берут), выступил вперед и доложил по начальству, что у него, мол, в Воронежском заповеднике трудятся егерями братан Семен и дядя Аким Акимыч. Люди они маленькие, но им не составит труда…

Сперва (что логично после пережитого ужаса перед руководством страны) возникло желание отчислить этого курсанта или хотя бы вдоль и поперек набить ему морду. Но потом кто-то исторически подкованный и достаточно директивный сказал:

— Братцы! А ведь если задуматься, так спасение Москвы всегда приходило из глубин России. Чем черт не шутит, может, эти навозники Семен и Аким Акимыч окажутся как раз Мининым и Пожарским?

Сразу же реактивная авиетка доставила в Москву егерей. И при строгом перекрестном допросе сказали они: а чего, мы привышные, мы ворон переможем. Запросили егеря всего-то фанерный ящик из-под макарон, санки детские, портняжные ножницы, рулона три ватманской чертежной бумаги и для бумаги же — жбанчик водостойкого клея.

По скудости запрошенных средств недоверие образовалось в рядах директивных лиц, но доставили требуемый товар в ассортименте. И, как игра на фортепиано в четыре руки, егерь Семен начал споро кроить из ватмана конические бумажки, а Аким Акимыч на прокуренном рыжем пальце вертел из бумажек кулечки, закрепляя край клеем.