Александр Моралевич - На десерт

…Да, большими мастерами ловли пернатых на клей были Семен и Аким Акимыч. И имели даже от Управления делами московского Кремля и Моссовета именное оружие и золотые часы.

Видел и горевал каждый москвич, как облюбован, облеплен Кремль галками и антисанитарным вороньём. Слышал каждый москвич, какие содомские гвалт и грай поднимают вороны на куполах и крышах Кремля. Много головотяпских и идиотских решений принимало руководство нашей страны, Но не совсем справедливо считать, что кормчие нашей страны — повально головотяпы и идиоты. Нет, многие из них почти что вменяемы, но мудрые решения не удавалось принять как раз из-за отвлекающего, осатаняющего, деморализующего крика ворон над Кремлем и в Кремле.

Меры для введения ворон в рамки принимались, и разные. Известно, кто первым делом приходит на помощь другу, влипшему в беду? Приходят друзья. И через всю планету откликнулся неразливанный наш друг: Остров Свободы, Куба. Не хуже американцев досаждали Кубе всё те же вороны. Ничего святого не было для аполитичных птиц, кляксами своего помета пятнающих завоевания революции. Но на то и щука в море, чтобы карась не дремал. Рыжие кубинские соколы ощутимо чехвостили ворон, сокращая их поголовье, и Остров Свободы отправил на выручку Кремлю чуть не сто грозных оздоровителей надкремлевского неба.

И не оправдались ожидания. Более того- грянул взрывной скандал.

Прежде всего — католическим истребителям ворон с Кубы не занравилась православная окрестность Кремля, и они рассредоточились произвольно по всей Москве. Затем произошел акт вероломнейшего предательства. Московские вороны, эти макиавеллистки, эти анастасы микояны неба, которых призваны были уничтожать кубинские соколы — вошли с этими рыжими крутоклювыми бандитами в прямой сговор Как уж там объяснялись между собой испаноязычные соколы и русское воронье, на каком птичьем эсперанто — неведомо. Но не дадут соврать наши Чухраи, Митты, братья Ибрагимбековы, Н.Михалковы и прочие кинобонзы «Мосфильма» о том, что произошло хотя бы на территории возлюбленной народом студии. На крыше главного корпуса, за ограждающими кирпичными столбиками, то и дело возникал хищный рыжий силуэт, и по бокам его. крыло к крылу, терлись всегда две вороны. И по гадостным и красноречивым, клюв к клюву, телодвижениям можно было предположить, какой на крыше идет разговор у разбойничьей троицы:

— Смекай, Ансельмо: вон та вышка с пристройками — это голубятня «Мосфильма». Коноплей там голубей кормят, сортовою твердой пшеницей. Диетические птички! Сейчас взгонят всю стаю — так ты не торопись их бить, пусть высоту наберут. Слышь, Ансельмо? Ты дождись, чтобы не пластом летели, а разновысотно, облаком. Ты тогда, пробивамши это облако, штук шесть полоснуть успеешь! Понял, Ансельмо?

— Ты, Клава, не учи ученого, поешь говна печёного, — отвечал уже вполне обкатанный в России Ансельмо.

И бил по розово-белому голубиному облаку так, что веером с высоты разлетались трупы драгоценнейших киносъемочных птиц. И на эти трупы тотчас же бросалась черномазая пернатая нечисть, разнося по крышам оранжевые потроха и полутушки киноартистов эфира.

Да, в большом горе и гневе вытаскивали киноработники из реквизитов карамультуки, пищали, трехлинейные винтовки системы Мосина,

«М-16» и «Маннлихер-Каркано» с просверленными патронниками, палили по соколам на отпуг, но хоть бы хны, палили в белый свет как в копеечку: ухом не вели на эту пальбу понаторевшие соколы, с недавних революционных времен на Кубе вполне отличая бутафорское оружие от всамделишного.

Так агонизировала голубятня «Мосфильма», и назначенные к голубеводству энтузиасты метались по двору со слезой в глазу, бессвязно крича:

— «Венсеремос», да? «Патриа а муэрте», да? Ну, Фиделек, ну, дал ты просраться всесоюзному кинематографу!

Вышедшие по этому поводу заминать международный разлад полуответственные товарищи предостерегали:

— Товарищи, товарищи, произошел биологический казус! Не превращайте его в политический! Будьте благоразумны. Как бы там ни было, но налицо имелся чистосердечный подарок друзей.

— Таких друзей — за хуй и в музей! — кричали взвинченные голубеводы, склоняясь все-таки к экономико-политической оценке беды.

И чёрт-те чем увенчалось бы дело, не выручи нас, как с случае с Наполеоном и Гитлером, нашенские морозы. В которые задрали вверх лапы, скопытились все пернатые Ансельмо, Роберто и Санчесы, и были расклеваны, растребушены и сожраны без остатка всё тем же окаянным вороньём.