Иван Арсентьев - Преодоление

Туристы шумно пробирались сквозь гущу зелени, сбрасывая на ходу одежду и…

— А… а где ж река? — спросила Гера, оглядываясь изумленно.

В неглубокой ложбинке, куда они спустились, не было ни малейших признаков воды. Круцкий нахмурил брови, покраснел. Сделал оборот вокруг себя, потопал ногой, убедился, что под ним твердь и потребовал сердито у просто-Фили карту. Тот развернул пятикилометровку и они углубились в ее изучение. Тем временем Гера вскарабкалась по откосу на противоположную сторону ложбины и пошла дальше, продираясь сквозь кусты: не изменила ли вдруг речка русло?

Круцкий вертел карту так и этак, наконец швырнул ее с презрением просто-Филе:

— Где ты выкопал ее? На ней значатся речки, которые текли здесь в мезозойской эре! Что теперь делать? Будешь сам тащить все это на горбу обратно!

Просто-Филя мямлил виноватым голоском.

— Мне выдали ее в районном отделении… Я же не знал. Надо в разведку идти…

— Иди, ты, знаешь куда?.. — взъярился Круцкий и повернулся к прорабу спиной. Он готов был растерзать его. Подготовились, называется!.. Сгоришь от стыда перед Яствиным. «Работнички… — скажет. — Понадейся на таких…»

Просто-Филя воспринял бранные слова Круцкого, как приказ к действию, двинулся понуро вдоль мифического русла на север.

Столь оригинальное начало плаванья развеселило Яствина, или он сделал вид, что ему весело. Кивнув иронически вслед провинившемуся прорабу, сказал благодушно:

— Не стоит так… Обидится человек.

— Если человек дурак, церемониться с ним нечего, — возразил Круцкий.

— А вообще, не мешало бы подзаправиться, а то я стал вроде подопытной собаки Павлова: истекаю желудочным соком, — подал голос Марек Конязев.

— И то верно! — подхватили мужчины. В это время как раз вернулась со взмокшим лбом Гера в репьях лопуха, в стрелках липучки, объявила непререкаемым тоном, что в ближайшем районе никакие реки не протекают и принялась по примеру остальных распаковывать провизию.

Под липой, гудящей от пчел, постелили брезент, Марек, не дожидаясь начала трапезы, отхватил себе кус сала и захрустел аппетитно огурцом. Гера любовно покачала головой.

— И это правоверный мусульманин! Вы только посмотрите, что он выделывает со свиным салом! Побойся аллаха, Марек!

— Нам, татарам, одна черт… К тому ж я правоверный только наполовину, — мурчал тот, действуя ловко руками и зубами.

В разгар завтрака появился возбужденный простофиля и гордо доложил, что не далее, чем в полукилометре, — пруд, именно из этого пруда и берет начало какая-то речка. По-видимому, это и есть Лубня, почему-то укоротившаяся…

— Почему-то… — проворчал Круцкий и показал на угол брезента. — Садись и ешь, Колумб…

Мешки перетаскивали волоком. На отлогом берегу пруда смонтировали байдары, разбились на экипажи. Круцкий шел с Яствиным, Конязев с женой, просто-Филе, как приказал Круцкий, в наказанье за его «великие географические открытия», вместо напарника — напихали в байдару килограммов сто пятьдесят всяких грузов.

Глубина реки у истока — меньше полуметра и ширина не на много больше. Путешественники могли отталкиваться веслами от обоих берегов одновременно. Байдары цеплялись днищем за коряги, за намытые глиняные порожки, приходилось то и дело вылезать, сталкивать с мелей, тащить судно вброд или тянуть по-бурлацки бечевой.

— Странная эта речка, между нами говоря, — отметил, кряхтя, Яствин. — Серьезно! Крутится, вертится…

И на самом деле речка извивалась как тоненькая лента в умелых руках гимнастки. Бесконечные повороты, зигзаги, петли. В глазах даже кружить стало. Гера выскочила на берег, заявила, что предпочитает пеший ход такому плаванью. И что же? Оказалось, ей вовсе не надо было ног бить: встала на бугре и смотрит, как байдары, словно одурев, носятся вокруг нее. То впереди возникнут, то сбоку, то совсем исчезнут, чтобы выскочить рядом из зарослей, и никому не известно, будет ли когда конец этому кружению.

Все же часа через четыре речка стала понемногу выпрямляться, заросли отступили от воды и впереди показался просторный разлив с несколькими широкими приземистыми строениями по ту сторону.

— И-и-и на просто-о-ор речной во-олны-ы-ы. И вы-ыплыва-а-ают расписны-ы-ые!.. — запел кандидат наук Конязев, и в этот момент идущая впереди байдара Круцкого остановилась: путь в озеро преграждала бревенчатая кладка для пешеходов. Она висела низко, касаясь воды.

— Разгружаться? — спросил уныло просто-Филя и вздохнул. Ему не ответили, все взоры обратились к начальнику экспедиции. Круцкий, подумав, сказал, что для облегчения лодки Яствину необходимо выйти на берег, а сам, окатив бревна кладки водой, сделал их скользкими, Затем, когда Яствин оставил байдару, Круцкий отплыл чуть назад и, развернувшись, понесся прямо на кладку.