Иван Арсентьев - Преодоление

— Вы вчера домой заезжали?

— Нет.

Станислав растерянно кашлянул и положил трубку. Чуть подумав, решил позвонить на радио. Герина приятельница Роза ответила:

— Откуда вы взяли, Стас, что Гера в командировке? На вот-вот должна подойти, если не задержится на объекте.

Станиславу стало не до еды, помчался платить за телефон, потом на завод доложить о приеме и отгрузке оборудования. После объяснения с главным инженером направился к секретарю поставить отметку о возвращении из командировки.

— Ой, Станислав Егорыч, — обрадовалась секретарша, — Дмитрий Васильевич велел, как только прибудете, чтобы тотчас зашли к нему. Подождите, я доложу.

Она ушла в кабинет и сразу же вернулась, пригласила Станислава.

— Здравствуйте, Дмитрий Васильевич, — поздоровался тот от порога и подошел к столу. Хрулев приподнялся, пожал ему руку, показал на стул сбоку.

— Садись.

Станислав присел, посмотрел на хмурого директора, продолжавшего перебирать какие-то бумаги, сказал:

— Слушаю вас, Дмитрий Васильевич.

— Слушает он меня! — вспыхнул тот. — Если б ты меня слушался, — уставился он сердито в глаза Станиславу и постучал костяшками пальцев по столу. — Да, если б ты слушался меня, то на свет не появилось бы вот это… — толкнул он брезгливо одним пальцем какую-то папку в сторону Станислава.

— Что это? — спросил тот, открывая. — Гм… М. В. Конязев, диссертация… На соискание звания кандидата технических наук. — Станислав посмотрел на Хрулева. — Я что-то не улавливаю, Дмитрий Васильевич…

— Тебе знаком сей товарищ? — кивнул Хрулев на папку.

Станислав подумал, повторил шепотом фамилию диссертанта, покачал головой.

— Не знаешь? — воскликнул Хрулев. — А откуда он тебя знает?

— Понятия не имею. Вообще-то, кажется, будто где-то я мельком слышал фамилию такую, но…

— Будто, где-то, когда-то… Эту диссертацию прислали мне из института на отзыв. Я ее прочел. Это полновесный научный труд, сделан толково с привлечением массы различных материалов. Сомнений нет, что вышеобозначенный Конязев получит то, чего хочет. Только вмешательство сверхъестественных сил не позволит ему защититься с блеском. Но поскольку мы не мистики, необходимо самим принять меры, чтобы он не защитился.

— Как так? Почему?

— Потому что, — показал Хрулев на диссертацию, — здесь все твое: идея, разработки, схемы, даже твой стиль корявый! Кому ты давал читать свои материалы?

— Никому.

— Каким же образом, скажи на милость, твоя многолетняя работа оказалась у другого? — спросил Хрулев тоном, с которым обращался к провинившимся начальникам цехов. — Вот, Ветлицкий, бери трактат и читай. Внимательно читай. Затем собери все первичные материалы и неси сюда, на стол мне, понял? Я сам разберусь и прижму этого прохвоста. При всем честном народе. Не видать ему ученой степени, как своих ушей! А ты-то? Эх!.. Сколько раз твердил тебе: пошли заявку в комитет! Нет, дотянул… Уходи с глаз моих вон туда в комнату отдыха, — показал Хрулев на дверь, вмонтированную в дубовую панель кабинета.

Часа два спустя, Ветлицкий вернулся к Хрулеву. Лицо спокойно, только глаза блестели неестественно, отражая истинные чувства, обуревавшие его.

«Молодец, умеет держаться, как подобает мужчине», — посмотрел на него директор с уважением, спросил коротко:

— Ну? Твое?

Станислав положил диссертацию на стол, кашлянул натянуто.

— Хоть убей, не знаю, как моя работа попала к М. В. Конязеву, которого я не знаю.

— Ну я не детектив… В общем, делай, как договорились.

Ветлицкий вышел за проходную. Конец дня, а жара жуткая. В горле пересохло. Спустился в городской сад на берегу Волги, но павильон кафе закрыт наглухо. От стакана теплой газировки не полегчало. Направился домой.

В квартире по-прежнему никого. Снял рубашку, умылся, вытер влажной тряпкой пыль на столе, раскрыл нижний отсек книжного шкафа, принялся вытаскивать папки со своими трудами. На вид они стали вроде потоньше. Спрессовались? Надобно выбрать из них главные разработки и схемы для сличения с диссертацией Конязева, но ни в одной из папок их не оказалось. Оставалось еще много разных бумаг с материалами, но это второстепенные, вспомогательные, а самое ценное, основное кто-то изъял, притом знал совершенно точно, что похищает.

Ветлицкий сел на стул, уронил руки на колени. Лицо враз осунулось, раскрытые, раскуроченные кем-то папки валялись у ног. Оставшиеся листки больше никакой реальной ценности не представляли, с их помощью ничего не докажешь, плагиатора не разоблачишь. Хрулеву нести нечего.