Иван Арсентьев - Преодоление

— Наклонный! — повысил голос Середавин.

Карцев посмотрел на него со снисходительной улыбкой: мол, заливай, заливай… Середавин понял, покосился остро, нос его покраснел.

— Вот лопухи! — Середавин горько выругался. — Слушай и мотай на ус. Дальше на глубине тысяча двести тридцать попадется узкая полоска рыхлого газопроницаемого песка. В геологическом разрезе ничего не указано, а сам бурильщик ее не заметит, проскочит, как ты проскочил в свое время. Я-то шевельнул мозгой, да поздно было — выброс уже случился.

Карцеву вмиг стало жарко. Расстегнул машинально пальто, ссутулился, ошарашенный новостью. Середавин, помолчав чуть, спросил:

— Смекаешь теперь, отчего грифоны? То-то, мастер, держи ушки на макушке! Рассчитайте с топографом точно место, где наклонная воткнется в газоносный горизонт, не проворонь. Спускай обсадную колонну, цементируй затрубное пространство и следи за всем остальным, иначе…

Мороз прошел по спине Карцева, когда он представил себе вторую вышку, исчезающую в толще земли.

— И вы знали про это и молчали? Да? Никому до сих пор не сказали про угрозу? — возмутился он так, что даже побледнел.

— Сказал. В тех самых письмах. Сказал, что руководству все было известно, но оно не приняло должных мер, а когда произошел выброс, Хвалынский, чтоб спасти свою шкуру, чтоб не понести наказания за миллионный убыток, обвинил мастера в злоупотреблении с кернами и снял с работы.

Карцев помял крепко в горсти свой подбородок. Оказывается, дело серьезное заварил Середавин. А? Надо же додуматься! Выставить себя единственным поборником государственных интересов, а других опорочить и утопить. А что? И преуспел бы!

Но отчего он пошел на попятную? Испугался? Едва ли только этим объяснить его признание. Нет, должны быть другие причины. Может, действительно Леонид Нилыч правильно поставил диагноз? Может, зачастившие события, спасение от верной гибели, забота о его судьбе и здоровье именно тех людей, которых мнил он своими врагами, может, они тряханули Середавина и привели его к душевному перелому? Совесть пересилила злобу, и он понял, что не сможет больше нести на себе тяжкий груз вины перед людьми?

Как бы то ни было, а повернуло Середавина к чему-то хорошему, и не хотелось думать, что откровенность его не искренна. Возникало другое сомнение. И, хотя Карцев чувствовал огромное облегчение и даже радость, он все же спросил недоверчиво:

— А вы не наговариваете на себя, Петр Матвеич?

— Зачем? Проще оклеветать ближнего! — сказал он, вкладывая в ответ предельный сарказм. Помолчал и уже по-другому, просительно молвил: — Помоги мне прикончить поганое дело.

— Чем же я помогу? — удивился Карцев.

— Забери от прокурора, а заодно и в областной газете мои письма, пока не дали им ходу, — дрогнувшим голосом попросил Середавин.

— А… сами вы почему…

— Не доеду я, окочурюсь. Кого мне еще просить? — И, выругавшись, он ударил себя здоровой рукой по бедру. — Что ни ночь, то сон вижу. Подохнуть лучше, чем зреть такое! Ты видал паука каракута? Нет? В пустыне водится. Пожирает все, что ни попадется ему в лапы, а первым делом того, кто сделал ему добро… Не успею уснуть, как вот он: огромный, во всю комнату, шевелится, щелкает челюстями… И я вижу во сне, что он — это я… — Губы Середавина дрожали, глаза смотрели почти враждебно.

— Ерунда! — сказал Карцев. — Плюньте на сны, не придавайте значения.

— Плюну, если выполнишь мою просьбу. Тебе одному поверят.

— Почему?

— Потому, что меня ты любишь, как собака палку… Расскажи им все, как есть. О тебе в письмах нет ни слова.

— Весьма вам признателен, — усмехнулся Карцев криво.

В глазах Середавина мелькнуло паническое выражение и тут же погасло. Карцев сидел, раздумывая, чуть покачиваясь с боку на бок.

Нет, он не мог умыть руки, не мог допустить, чтобы на честных людей пала тень!

— Ладно, — сказал Карцев, — я согласен.

Середавин засопел, поспешно схватился за ручку. Пока он писал новое письмо в Нагорное, лицо его светлело и становилось почти приятным. Спустя полчаса Карцев звонил Хвалынскому. Крайне важные обстоятельства личного порядка задерживают его в Нефтедольске. На буровую сможет явиться только завтра в ночную смену. Указания по работе он передаст вахтам письменно.

Из Нагорного Карцев вернулся на другой день вечером. Забежал в усадьбу конторы и, вытребовав у недовольного диспетчера машину, помчал на буровую. По пути заскочил на минутку к Середавину и вручил ему пакет с письмами. О миссии своей в Нагорное не обмолвился никому ни словом. О содержании писем — тем более…