Катерина Яноух - Рядом с алкоголиком. Исповедь жены

Только мелкие пузырьки на поверхности дадут знать, что еще десять минут назад здесь была почти нормальная семья. Семья, которая только-только обретала надежду. Семья, у которой никогда не было такого же шанса, что у других.

И как это я могла согласиться с ролью в столь плохом сценарии? Кто в этом виноват? Я часто задавала себе этот вопрос. Сидела, кормила грудью и плакала. Я смотрела в младенческие глаза ничего не подозревающей Миранды, на ее ручки, сжимающие мою грудь, и посылала богу, имени которого не знала, тысячи молитв, касающихся всевозможных вещей. В любом случае мне было нехорошо.

Рихард занимался клубом, как обычно, окунувшись в хорошо знакомую рутину пьяных пятничных вечеров. Я не выносила его сборы в клуб. Его пятничную напряженность. Он не мог дождаться встречи со своей любовницей «Black Label», я это видела. Бегал по квартире, переодевал брюки, другие туфли. Искал гель для волос, чтобы держалась прическа. Отшвыривал один пиджак и брал другой. За ним шлейфом, по полу тянулись носки, трусы-слипы, портмоне, мобильные телефоны. Скомканные квитанции такси. Стаканы с выветрившимися остатками растворимых таблеток против головной боли. Все шло иначе, чем надо бы, а телефон названивал. Посреди этого хаоса дети хотели есть, и ужин для них приходилось делать мне. Рихард перемещался по другой орбите.

– Ты не видела мои ключи? Куда я положил деньги? Черт, я не могу найти тот шарф… И куда я его…

Он потел и нервничал.

– Ты не можешь просто так уйти? – вздохнула я, с нетерпением ожидая хлопка закрывающейся двери. Удаляющихся шагов. Но я ничего этим не добилась.

– Не будь противной. Ты же знаешь, сегодня пятница, – одернул меня Рихард, и глаза его выражали беспокойство. – Понимаю: ты собираешься вызвать во мне угрызения совести. Но я, дорогая моя, иду на работу.

В состоянии стресса он всегда был раздражен и агрессивен. Чувствовал жажду. Нуждался в регулярном потреблении чего-нибудь возбуждающего.

– Ну, конечно. Это я уже слышала. Только в пятницу ты всегда напиваешься как свинья. Вот в чем проблема.

– Черт возьми, это уже чересчур! Ты, наверное, спятила. Любая ерунда выводит тебя из равновесия. Успокойся, – сказал он, нанося гель на волосы. Темные пряди пригладил за уши. Полюбовался на себя в зеркало. – Выпей и ты бокал вина, когда уложишь детей, и расслабься. Я вернусь рано и потом смогу обнять тебя.

Когда он попытался поцеловать меня на прощание, я сжала губы.

– Хочу поцелуйчик от своей женушки, – настаивал он.

– Нет. Я не хочу. Не вижу в этом ничего забавного.

– Не дури! Ты же знаешь, что я люблю тебя.

Я немного смягчилась, приоткрыв беззащитные губки.

– Ты действительно должен быть там до пяти? Не можешь прийти немного раньше?

– Попытаюсь.

Последний взгляд в зеркало. «Хорошо выглядишь», – подумала я. Почти модель! Ну, а дальше что? Что толку, если Рихард выглядит хорошо? Его надраенный фасад стал мне безразличен.

А потом он исчезал. Внизу, на улице, захлопывалась дверца такси. Миранда верещала, а Йоахим наложил в штанишки. Эдвард хотел смотреть со мной телевизор. Я чувствовала себя одинокой и жалела себя. Разве это жизнь? Все время быть в роли жертвы? Ошибка скрывалась где-то во мне.

Алкоголь то и дело расставлял неожиданные ловушки. Он постепенно менял мое восприятие реальности. С увеличением проблем Рихарда я незаметно теряла над собой контроль. Теряла способность видеть вещи такими, какими они есть. Зависимость все больше влияла на меня. Медленно исчезала уверенность, что есть настоящее, правдивое, важное. С изменением личности Рихарда, по мере того, как Рихард становился кем-то другим, менялась и я. Нормальную жену сменила жена алкоголика. Наша метаморфоза происходила параллельно. Он превратился в другого человека. Я тоже. Я стала другой Марисой, не такой, какой была всегда. Трудно сказать, как это случилось. Но алкоголизм был вроде заразы. Некая ветряная оспа, с поражением глаз. И на внутренней стороне сердца у меня появились оспинки, которые затем слились в один большой волдырь. Отвратительный волдырь, полный жидкости неизвестного происхождения. Это нечто чесалось, щипало и болело. Меня лихорадило. Это было мучительно. Тот, кто ближе всех к алкоголику, и страдает больше всех.

Алкогольный туман никак не рассеивался. До прозрения было далеко. Я по-прежнему пыталась защищать Рихарда от него самого и от всех неприятных правд. Пыталась обелить его перед самим собой. Я так страстно желала, чтобы он был здоров. Чтобы оставался трезвым. Но это давалось с трудом, а моя собственная болезнь прогрессировала. Я все больше запутывалась в своей собственной зависимости.