Энтони Поуэлл - Сумеречные люди

— Все было бы не так плохо, будь его живопись более интересной.

На диване было тесно. Гостей набилось в комнату столько, что танцующие то и дело наступали им на ноги. У Этуотера болела голова. «И зачем только я пошел!» — думал он. Он заметил, как в дверях, громко смеясь, появился младший Барлоу. Как видно, он завел себе здесь много новых друзей.

— А где мистер Шейган? — спросил Этуотер.

— В соседней комнате. Со своей девушкой. Забыл, как ее зовут.

— Харриет Твайнинг.

— Пойду, пожалуй, приглашу ее танцевать.

— Давай.

— Как ты думаешь, пойдет?

— Вот не знаю.

— Как тебе кажется?

С женщинами Прингл был робок, но настойчив, и, случалось, они с ним сходились и даже испытывали к нему симпатию. Когда он начинал им нравиться, он всегда их бросал. Происходило это не часто, но их симпатия внушала ему страх и отвращение. Стоило женщине проникнуться к нему чувством, как он терял к ней интерес. Больше того, он начинал ее ненавидеть. С Ольгой все было иначе. С ней он натерпелся.

— На этот вопрос я ответить не берусь. Худшее, что тебе грозит, — это отказ.

И тут, когда Прингл мучительно размышлял над тем, чего ждать от Харриет, ему на колени упал стакан с пивом. Стакан был полон, его уронила какая-то девушка, стоявшая у дивана. Кто-то толкнул ее и выбил стакан у нее из рук. Пиво вылилось на Прингла и с его ног потекло на пол.

— Простите, — сказала девушка.

Прингл вытер пиво с колен носовым платком, и без того довольно грязным. Он передернулся, и на лице его, сливаясь с рыжими волосами, заалели красные пятна.

— Пожалуйста, простите, — сказала девушка.

Лицо у нее было придурковатое, но от этого тем более запоминающееся. Такие лица бывают у гномов или у испорченных детей. За сосредоточенностью в них кроется удивительная, безграничная доверчивость. Кроличье выражение лица предполагало наличие крупных, выступающих вперед передних зубов, но зубы у нее были вполне нормальные; а впрочем, даже если б они и выступали вперед, на выражении лица это бы не отразилось.

— Вы случайно не сели на мою сумочку? — спросила она.

— Нет, ответил Прингл, — не сел.

Он встал и, насупившись, воззрился на прилипшие к ногам мокрые брюки. Но ничего не сказал. Передернулся и с застывшим от бешенства лицом затерялся среди танцующих. Девушка села на диван рядом с Этуотером.

— Ваш друг рассердился? — спросила она.

— Да.

— Я искала свою сумочку.

— Вот как?

— Стакан совершенно неожиданно вылетел у меня из рук, и пиво вылилось прямо на него.

— Он весь мокрый.

— Надо полагать, он найдет, чем вытереться.

— Будем надеяться.

— Вы не принесете мне выпить?

— Что бы вы хотели?

— На ваш вкус.

Добраться до стола с бутылками и стаканами с каждой минутой становилось все трудней. Когда Этуотер пробился к столу, на нем не оказалось ни одного чистого стакана, поэтому он взял стакан с какой-то красной жидкостью на дне, сполоснул его содовой и двинулся в обратный путь. На то, чтобы добраться до дивана, ушло несколько минут. Продираясь сквозь толпу, он следил глазами за сидящей на диване девушкой. Одета она была во что-то несуразное, и ему показалось, что он уже ее где-то видел. Учится, должно быть, в художественной школе, подумал он, и сюда попала совершенно случайно. Она явно стремилась к тому, чтобы походить на женщин с ранних рисунков Джона [3] Имеется в виду английский художник-портретист Огастес Джон (1878–1961). , но стиль этот несколько видоизменила, сообразуясь с требованиями сегодняшней моды. Получилось не слишком убедительно. Он протянул ей стакан с пивом.

— Меня зовут Лола.

— Что, правда?

— Да.

— И кто же зовет вас Лолой?

— Я сама зову себя Лолой.

— Но ведь это не ваше настоящее имя?

— Нет.

— Должно же у вас быть настоящее имя, верно?

— А как зовут вас?

— Уильям, — сказал Этуотер. — Меня так назвали родители. Это мое настоящее имя.

— «Уильям». Какое хорошее имя.

Здесь тоже становилось невыносимо жарко. Брискет кончил играть и сидел перед пианино, уставившись в ноты. Бокал с вином стоял перед ним на клавиатуре; он курил. Этуотер видел, как хозяин дома, мужчина с красным лицом, подошел к Брискету и сказал ему:

— Патефон сломался, моя жена говорит, чтобы вы продолжали играть.

— Никто все равно не слушает, — возразил Брискет. — Все разговаривают.

— Она говорит, что вам это ничего не стоит.

— Я знаю, что меня никто не просил играть, — сказал Брискет с обидой в голосе. — Но не могу же я играть все время!