Альберто Моравиа - Чочара

Ели похлебку по-крестьянски, без тарелок, каждый опускал свою ложку в кастрюлю, клал ее в рот, облизывал, а затем снова опускал в похлебку. Не поверите вы мне, когда я раз что-то сказала Кончетте насчет дохлых мух, застрявших между хлебом и фасолью, она мне, как настоящая невежда, ответила: «Ешь. Ешь. Что такое муха, в конце концов? Мясо — ничем не хуже телятины». Наконец, увидев, что Розетта больше не в силах есть эту дрянь, я стала время от времени вместе с Кончеттой выходить на большую дорогу за апельсиновой рощей. Рынок был теперь здесь, а не в городе, где люди жили среди воздушных тревог, фашистских реквизиций и где больше не было ничего надежного. На большой дороге попадались крестьянки, которые продавали свежие яйца, фрукты, кусочки мяса и даже рыбу. Дороговизна была бешеная, а если кто начинал торговаться, чтобы купить подешевле, ему отвечали: «Ладно, ешь свои деньги, а я буду есть яйца». Словом, и они знали, что теперь настал голод и пришли такие времена, когда деньги ничего не стоят, и брали меня за горло. Все же что-нибудь мне всегда удавалось купить, и в конце концов я стала кормить и семью Кончетты, так что деньги текли как вода, и это тоже была одна из причин, заставлявших меня все больше тревожиться.

Мы стали подумывать об уходе, но куда идти? Однажды я сказала Кончетте, что теперь, когда англичане задерживаются, мне надо на телеге или на худой конец пешком добраться до деревни, где живут мои родители, и переждать там, покуда война не кончится. Она меня тотчас же с восторгом поддержала:

— Конечно, так всего лучше будет. Только у себя дома и бывает хорошо. Кто же может мать заменить? Так и сделай, тебе у нас все не нравится, а дома, у своих родителей, те же клопы и та же похлебка райскими покажутся. Еще бы! Завтра же Розарио отвезет вас на телеге. Вот и прогуляетесь!

Поверив ей, мы, довольные, поджидали Розарио, который на следующий день должен был откуда-то воротиться. Он и на самом деле вернулся, только вместо повозки с мулом привез с собой целый мешок дурных вестей: немцы повсюду хватали мужчин, фашисты арестовывали каждого, кто осмеливался показаться на дороге, англичане кидали бомбы, американцы прыгали с парашютами, и повсюду — голод, лишения, беспорядки, а немцы с англичанами скоро начнут сражение как раз в тех местах, где деревня моих родителей; немецкое командование об этом разузнало и велело очистить эту деревню, и всех жителей увели в концлагерь вблизи Фрозиноне. На дорогах, сказал он, в любом случае опасно, самолеты снижаются и обстреливают людей из пулеметов, пока всех не перебьют, а на горных дорогах тоже небезопасно, там полно дезертиров и разбойников, которые ради пустяка убивают людей. Словом, нам двоим лучше дождаться прихода англичан здесь, ведь это дело дней, потому что союзная армия наступает и будет здесь не позже чем через неделю.

Напоследок наговорил он нам целую кучу всякой всячины, и ложь в его словах так перемешалась с правдой, что и ложные известия казались нам верными. Насчет бомбежек и пулеметов он правду говорил, но врал, рассказывая, будто бои будут там, где моя деревня, и что оттуда народ выселили. Но мы были напуганы, совсем одиноки, и других сведений, кроме этих, у нас не было; и мы просто не могли себе представить тогда, что он нам эти дурные вести выкладывал, чтобы удержать нас в их доме, где они на нас зарабатывали. С другой стороны, времена и на самом деле были скверные, а у меня дочь на руках, и не могла я рискнуть пуститься в путь, если даже одна сотая тех опасностей, о которых он говорил, нам могла повстречаться. Вот отчего я решила отложить поездку в свою деревню до лучших дней и дождаться прихода союзников в Фонди.

И все же нужно было как можно скорее покинуть дом Кончетты, потому что здесь, на отшибе, среди апельсиновых рощ, как я уже говорила, любая беда могла случиться. Да и сыновей Кончетты я с каждым днем стала побаиваться все сильней. Я уже говорила, что были они не словоохотливы, но стоило им заговорить, как мне просто тошно делалось. Они были способны под видом шутки вот что рассказывать:

— Стояли мы в Албании, в одной деревне, а там в нас стали постреливать и ранили двоих. Знаешь, что мы сделали, чтоб их наказать? Мужчины ведь все бежали, так мы взяли женщин самых смазливых и стали их друг другу передавать, одну за другой… Некоторые шли охотно, суки этакие, дождались случая, чтоб мужьям своим рога наставить, а других брали силой… некоторые по стольку раз переходили из рук в руки, что на ногах уже не держались, словно мертвые…