Грэм Свифт - Последние распоряжения

«Смитфилдский рынок, красавица, – сказал он. – Говяжьи туши и живые души, свежее мясцо да соленое словцо. Мне работать надо, но смотри туда, – и он показал, наклонившись мимо меня, опершись рукой на спинку моего сиденья, – видишь, закусочная Кенни. Чашка горячего кофе, добрый сандвич с беконом. Обожди там, я тоже после приду», – и подмигнул мне.

Когда я слезла вниз, шум изменился. Сначала он отступил, потом нахлынул на меня, как волны. Заплескалось со всех сторон: гляньте-ка, гляньте, кого Мик привез. Как в Моркаме [14], когда входишь в воду, стараясь до последнего момента не замочить купальник. Я пошла к закусочной, прокладывая себе путь между людьми и тушами, и, если быть честной, думала среди всего этого гама, на самом пике своего великого приключения: я дождусь его, моего шофера Мика. Выпрошу у него завтрак, смирюсь со всеми кивками, подмигиваньями и намеками, которыми он будет меня потчевать. А потом тихонько скажу, разок-другой похлопав ресницами: «А вы не возьмете меня назад? Подальше на север, куда доедете?»

Мне и в голову не приходило, что всего через час я отправлюсь в мясном фургоне навстречу своему будущему на весь остаток жизни. И повезет меня большой, добродушный человек с сильными руками и громким голосом, похожий на моего дядю, человек, про которого я раньше и ведать не ведала, как будто он специально дожидался здесь моего прибытия. «Ты знала, куда приехать, подружка. Смитфилд – сердце Лондона, тут жизнь и смерть, у нас на Смитфилде. Видишь вон тот дом? Это Олд-Бейли. Я тебя прокачу по самым красивым местам, ты ведь еще ничего этого не видала. Садись в кабину».

Собор Святого Павла, Лондонский мост, Тауэр, все как будто ненастоящее и было таким всегда. Как будто нарочно созданное для серого, влажного рассвета. На мосту он сбросил скорость. И сказал: «Живешь среди этого всю жизнь, а потом вдруг замечаешь. – И добавил: – Хочешь поработать в мясной лавке? По фунту в день плюс стол и крыша».

«Меня зовут не Джуди» [15], – сказала я.

Он посмотрел на меня долгим, пристальным взглядом.

«А меня – не подонок».

И тот первый шофер, который назначил мне свидание, так и не объявился, во всяком случае, я его больше не видела; он никогда не пытался встрять между Джеком Доддсом и мной.

Аппетитный запах жареного бекона. Чад, и дым, и гомон, и смех. Косые взгляды, кривые ухмылки. Сплошь свинина да разговоры. Я подумала: тут еще хуже, чем на улице. И у всех такие лица, словно на тебе приятно отдохнуть их усталым глазам, но в то же время ты зря влезла на их драгоценную территорию. Все жуют и глотают, здоровые, заляпанные кровью мясники. Все, кроме одного – чудного худенького коротышки в сером плаще, из-под которого выглядывают воротничок и галстук. Он казался здесь таким же чужаком, как и я, сидел и помешивал свой чай и смотрел на меня так, словно его мысли где-то далеко, но я могу вот-вот нарушить их течение. Я подумала: угости меня завтраком, малыш, купи мне перекусить. С тобой я, наверное, слажу. Ты такой грустный и нестрашный, что я готова поесть на твои деньги: сам-то ты, видно, не большой любитель завтраков.

И я села напротив него, за столик, хотя он занял его, похоже, не только для себя, и он уже хотел что-то сказать, все помешивая ложечкой в чашке, точно боялся, что иначе его чай застынет, но тут вошли те трое, которых он ждал. И один из них, самый здоровенный, шел впереди, как их командир, и я подумала – не знаю почему, но такие вещи сразу чувствуешь: этот громила и приберет меня к рукам. Он поглядел на меня, потом на того малыша, потом опять на меня – этот взгляд я, Мэнди Доддс, и сейчас помню, так когда-то смотрели на меня, но теперь больше не смотрят, мужчины определенного возраста: словно они хотели бы стать лет на десять моложе, однако и сами понимают, что уже в отцы мне годятся. Потом он снова поглядел на малыша, с лукавой улыбочкой, а малыш прокашлялся и сказал, покраснев: «Она тут...» И тогда я сказала: «Я Джуди. Из Блэкберна».

Тот, огромный, как будто слегка растерялся. А потом сказал этим своим чересчур громким, чересчур нахальным голосом, который никогда не знал и никогда не узнает и плевать хотел, что он такой громкий и нахальный, который никогда не испугается быть услышанным: «Это Тед. Это Джо. Я Джек Доддс. А это Рэй. Ты с ним будешь как у Христа за пазухой. Рэй из страховой конторы, он у нас везучий. Маленький, но везучий. Его бы только подкормить чуток».

Хуссейн у меня тоже получит, как Ленни, если не купит эту тачку. Я ему оборву его коричневые яйца. Одно за «мерс», другое за то, что он охладел к Кэт.