Мне рассказывали еще об одной умной кошке, но я не имел чести с ней познакомиться. Ее хозяйка жила одна и работала в какой-то конторе. Она уходила из дома рано утром и возвращалась в седьмом часу вечера. Для кошки у нее в двери был проделан ход с крышкой, которую та могла приподнимать головой. Так что кошка могла ходить гулять, когда ей вздумается. Хозяйка, конечно, баловала свою кошку — мы все их балуем, — но в одном она была непоколебима. Она оставляла кошке утром блюдечко с едой и, пока вся еда не была съедена, больше ей ничего не давала. Если еда успевала засохнуть — что ж, тем хуже для кошки. Это был единственный источник разногласий между кошкой и ее хозяйкой. Но в конце концов кошка нашла выход из положения. Вот что значит разумная твердость, удовлетворенно думала хозяйка, когда стала каждый вечер находить тщательно вылизанное блюдечко. И только через несколько месяцев она узнала, куда девается еда: ее кошка приглашала через дверцу окрестных бродячих кошек, и те с удовольствием пожирали ее объедки.
Если Гарри был кошачьим Эрролом Флинном, Джордж был кошачьим Эйнштейном. Кошачьим гением. Его назвали в честь меня, и я горд тем, что ношу его имя. Родом он из Америки. Мой сын Мартин нашел его в Бостоне и привез с собой в Лозанну, хотя у него к тому времени дома уже жили две кошки. Как-то раз Мартин, который довольно либерально обращался со своими кошками, решил Джорджа за что-то наказать и закрыл его в ванной комнате. Через минуту Джордж уже лежал на своей любимой диванной подушке. Никто не мог понять, как он выбрался из ванной, но на следующий день загадка разрешилась. На этот раз Джордж умудрился открыть входную дверь — ему, видите ли, вздумалось погулять. Он подпрыгнул, ухватился передними лапами за ручку и повис на ней всей тяжестью. В конце концов защелка открылась, и дверь медленно распахнулась. Точно таким же образом он вернулся обратно. Узнав про это, Мартин стал на ночь запирать дверь на ключ. Но такой примитивной уловкой Джорджа не проведешь! Он отлично знает, что двери мешает открыться ключ. Я сам видел, как он пытался его повернуть. Повернуть ключ ему, конечно, не удается, но он устраивает такой треск и скрежет, что Мартину приходится вставать с постели и выпускать его на улицу. А вернувшись домой в пять часов утра, Джордж использует тот же прием, чтобы заставить Мартина открыть ему дверь.
В прошлом году, когда Джорджу было уже два с половиной года, он опять как-то набедокурил, и Мартин опять решил его наказать. На этот раз он запер его на кухне. Через полчаса Мартин решил, что Джордж уже достаточно наказан и пошел его выпускать. Но Джорджа на кухне не было. Он грелся на солнышке на балконе.
Признайте, что не каждая кошка может сообразить, как запирается дверь, да еще попробовать повернуть ключ. Но, казалось бы, когда один кот уже до этого додумался, другие, хотя и не способные изобрести такое, должны последовать его примеру. Но две другие кошки Мартина никогда этого не делают. Они просто ждут, когда он откроет им дверь. Я считаю, что эти две кошки слишком глупы даже для того, чтобы подражать Джорджу. Но Мартин уверяет меня, что они еще умнее Джорджа. Они просто эксплуатируют его. Зачем мучиться с ключом, когда для этого есть Джордж?
* * *
Одна моя знакомая как-то сказала, что не замечала на улице детских колясок, пока сама не забеременела. Тогда она увидела, что улицы кишат колясками. Точно так же до того, как у меня появилась Цица, я не замечал кошек. Теперь же я знаю всех кошек Фулема не хуже, чем своих соседей. С некоторыми я едва знаком, с другими же состою в тесных дружеских отношениях.
Самая яркая и самая симпатичная личность среди них — это Джинджер. Года три тому назад он вдруг начал заходить ко мне в гости. Поскольку я не знал его настоящего имени, я назвал его Джинджер, что значит «рыжий». В первый свой приход Джинджер выглядел ужасно. Он был необыкновенно тощий и грязный, и на спине у него зияла рана. Вел он себя как-то трогательно-доверчиво. Я стал его подкармливать. Он с жадностью пожирал все, что я ему предлагал. Кормил я его обычно во дворике, но он скоро обнаружил на кухне плошку Цицы, в которой всегда оставалась какая-нибудь еда. Так что при любой возможности он пробирался в дом и подъедал за ней. Звонил ли почтальон, приходил ли гость, выходил ли я вынести мусор или полить цветы в палисаднике — как только открывалась дверь, Джинджер срывался с забора и пулей бросался в дом, чтобы очистить плошку Цицы. Той это совсем не нравилось, она бросалась на защиту плошки и била Джинджера лапами по морде. Тот никогда не сопротивлялся и не давал ей сдачи, а просто отступал на несколько шагов. Как только Цице надоедало бушевать, он медленно и грустно, шаг за шагом, приближался к плошке и опустошал ее.
Читать дальше