Валентина Гоби - Детская комната

Когда Сюзанна Ланглуа вернется в тот класс, она скажет: «Нужны историки, которые будут разбираться в событиях; обрывки свидетельств, которые поведают о страшном опыте; романисты, которые додумают то, что исчезло навсегда».

Она также скажет, стоя напротив карты, висящей на стене в глубине класса: «Во мне есть вещи, которые остались нетронутыми». Она посмотрит на девушку с красным кольцом, которая так похожа на девушку, которая восемнадцатого апреля 1944 года очутилась на платформе вокзала немецкого города Фюрстенберг. Она скажет ей, что, к примеру, не забыла, что пес ее не укусил и она осталась жива, жизнь иногда держится на такой малости. Жизнь – это вера. Она также скажет, что не забыла первую сирень весной 1945 года, что она помнит двадцать четвертое апреля, размытую дорогу на выезде с фермы и ярко-голубое небо, военнопленных, от которых падали косые тени, и себя, одну из четверых матерей, и как она одной рукой держала ребенка, завернутого в одеяло, а второй сорвала гроздь сирени, фиолетовой и пахучей, и поклялась помнить об этом, об этом сиреневом цвете, режущем взгляд на грязной дороге, и яркой траве, недавно пробившейся из-под снега. Она скажет: «Моя сирень осталась не в общей истории, а в моей личной. Сирень отмечает тот день, когда впервые после ареста я шла свободно и когда у меня появилась цель – спасти своего сына. В тот день я поверила, что это возможно, что он сможет выжить. Этого точно не напишут в школьных учебниках, однако именно благодаря этому крошечному событию мы вернулись, и оно значит для меня больше, чем разгром Дрездена или взятие Берлина, чем точная дата, когда я узнала название «Равенсбрюк», и тот факт, что я не могу об этом вспомнить. В день, когда я увидела сирень, двадцать четвертого апреля 1945 года, я думала о своей подруге, о своей сестре из Равенсбрюка, о Терезе, которой обязана жизнью. И сейчас, разговаривая с вами, я думаю о Терезе. А впрочем, посмотрите на эту белую ветку сирени, да, как раз позади вас, молодой человек; посмотрите, как она тихо стучит в окно».

Сильви Броджиак, чей энтузиазм и любопытство лежат в основе этого романа.

Мари-Жозе Шомбар де Лов, борцу за каждую жизнь, чья история лежит в основе этой книги.

Жану-Клоду Пассера, Ги Пуаро, детям Равенсбрюка, и Пьеретт Пуаро, чье доверие и признания вдохновили меня продолжать этот проект.

Жюльетте и Моник, дочерям женщин-заключенных, благодаря встрече и дружбе с ними я узнала об Ассоциации жертв Равенсбрюка.

Карин Толи, своей читательнице и верной подруге на протяжении уже десяти лет.

Гвенаэлле Обри, Ги Пелье, внимательным читателям.

Соржу Шаландону и Мишелю Кинту, литературные беседы с которыми осветили мой путь сомнений.

Своему другу Бернару Кристиану за его вклад в переводы.

Господину Хессу, преподавателю немецкого языка, который открыл для меня немецкую музыку, историю и литературу.

Моей дочери Лили, любовь которой оправдывает всякое сопротивление.

Моей матери, которая стала для меня примером.

И наконец, Франсуазе Ниссен, Еве Шане, Мириам Андерсон, Бертрану Пи из издательства «Actes Sud» за их веру в этот роман.

Помещение в лагере, где содержались младенцы. ( Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное. )

Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник.

Мон-Валерьен – гора, а точнее, холм в Париже. Во время Второй мировой войны, при оккупации, на этой территории нацисты расстреливали участников Сопротивления и заложников. ( Примеч. ред. )

ЛПР – лагерь принудительных работ.

С деревьев падают листочки, ветер поднимает их, и они начинают танцевать ( исп .).

Нашивка на одежду, цвет ее зависел от категории, к которой относилась заключенная: красный цвет – для политзаключенных и участников Сопротивления, желтый – для евреев, зеленый – для уголовников, фиолетовый – для свидетелей Иеговы, черный – для цыган, проституток, лесбиянок и воров; в центре треугольника стояла буква, указывавшая национальность. ( Примеч. ред .)

Черный транспорт – транспорт, отправлявшийся в лагеря, где были крематории; всех прибывших с таким транспортом сжигали.

Розовые идентификационные карточки с буквами «V. V.» (нем. Vernichtungslager, Vernichten – лагерь смерти, уничтожить), которые сначала выдавались освобожденным от тяжелых работ, со временем стали настоящими паспортами смерти.