Дженнифер Доннелли - Чайная роза

— Все очень просто, — сказал ей Сомс. — Нужно быть грубой с прислугой, высмеивать каждую новую идею и говорить только о своих собаках.

Она предпочла бы более полезный совет — например, какой бокал предназначен для воды, а какой для вина. Тот первый обед стал настоящей катастрофой. Серебряные столовые приборы, фарфор и хрусталь сбили ее с толку. Пока она гадала, какая ложка предназначена для супа, Сими стал пить консоме [19] Консоме — осветленный бульон. — Прим. верст. прямо из тарелки. Потом мальчик опустил ее, скорчил гримасу и заявил: «Отвратительный чай!» Фиона заставила его поставить тарелку на место, взять ложку, отщипывать от булочки кусочки и, по примеру Ника, мазать маслом их, а не всю булочку целиком. В остальном она не преуспела. Брат упрямился, капризничал и не мог понять, с чего это вдруг он должен называть сестру «матерью», а незнакомого мужчину «отцом» [20] В Англии обращение к родителям «Mother» и «Father» характерно для потомственных аристократов, говорящих на так называемом «королевском» английском (King’s English). В остальных слоях общества мать называют «Mam» (или «Mum»), а отца — «Dad» (или «Daddy»). . Салат с крабами Сими не понравился, а от перепелки он отказался, потому что птицу ему подали с головой.

Ник начал расспрашивать ее о семье. Пока Фиона искала ответ на этот трудный вопрос, Сими взял инициативу на себя.

— Наша ма умерла, — просто сказал он. — Ее зарезал человек по имени Джек. Наш па умер тоже. Упал в люк на пристани, и ему отрезали ногу. Чарли и Эйлин тоже умерли. За нами гнались плохие люди. Хотели отнять наши деньги. Мы прятались за матрасом. В нем были крысы. Я боялся. Не люблю крыс.

Когда Сими закончил, у Ника отвисла челюсть. После нескольких секунд мертвой тишины он спросил, правда ли это. Фиона кивнула и, глядя в тарелку, рассказала, что случилось с ее родными, умолчав только о роли Уильяма Бертона. Сими об этом не знал. Никто не знал, и слава богу. О таких ужасных вещах лучше помалкивать. Потом она подняла голову, ожидая увидеть на точеном аристократическом лице Ника отвращение. Но в глазах Сомса стояли слезы.

За неполные три недели, проведенные бок о бок, Фиона очень привязалась к этому невероятно доброму и обаятельному человеку. Она сама не понимала, почему так случилось. Наверное, потому, что они оба были одиноки. Она потеряла родных и была вынуждена оставить дом. И он тоже, только по-другому. Фиона не ожидала, что они станут близкими друзьями; слишком разными были их происхождение и классовая принадлежность. Но дружба возникла. Пока Сими дремал на койке, а пароход подбрасывало на волнах, они коротали бурные вечера у себя в каюте, пили чай и делились своими мечтами и надеждами. Ник заставил их повторять фразу «Гарольд громко говорил про горячую Гавану» [21] Hello, Harold, I hear Havana's hellishly hot (англ.). снова и снова, пока Фиона с Сими не отказались от простонародной привычки пропускать букву «г». Во время странных приступов изнеможения, которыми страдал Ник, Фиона приносила ему имбирный чай и читала отрывки из Байрона и Браунинга. Когда Фиона с криком просыпалась после очередного кошмара, Ник садился на край кровати и успокаивал ее.

А потом она нашла фотографию. Которая явно не была предназначена для ее глаз.

Однажды утром Ник отправился в свою обычную прогулку по палубе и оставил на тумбочке открытые часы. Часы были золотые, прекрасной работы и явно дорогие. Фиона, не желавшая, чтобы с ними что-нибудь случилось, взяла их и хотела убрать. И тут наружу выпала маленькая фотография. Фиона подняла ее. С карточки ей улыбался красивый темноволосый мужчина. Его лицо выражало любовь к автору снимка. Она поняла, что фотографию сделал Ник, а этот мужчина был его любовником.

Кем же еще? Мужчины не хранят под крышкой часов портреты своих друзей. Это объясняло, почему Ник никогда не говорил о своей возлюбленной. Даже после того, как Фиона рассказала ему о Джо. И почему он не проявлял интереса ни к ней, ни к какой-нибудь другой женщине на пароходе. Когда они поселились в общей каюте, Фиона боялась этого. Девушка отчаянно хотела попасть на борт, и ей просто не пришло в голову, что предложение Ника могло быть продиктовано чем-то кроме душевной доброты. В ту первую ночь, ворочаясь под одеялом и боясь спать в одной комнате с незнакомым мужчиной, находящимся всего в нескольких фугах, Фиона спрашивала себя, что она будет делать, если Сомс начнет приставать к ней. Пожаловаться капитану было нельзя; их считали мужем и женой. Но Никлас ни разу не дал ей повода для беспокойства… Она несколько секунд смотрела на красивого мужчину на фотографии, гадая, кто он такой и собирается ли приехать в Америку. О господи, что они делают друг с другом? Она никогда не встречала мужчину, который любил других мужчин. Потом Фиона выругала себя за неприличное любопытство и убрала часы…