Лутц Зайлер - Крузо

– Ладно, ладно, – пробормотал Эд, – ты забрал ее себе, да?

У него возникла идея.

Кромбахов «Экслепен». Он достал из шкафа новый флакон, в ладонь выпал приложенный рекламный листок.

Никогда не поздно, но и никогда не рано… Уход и питание, как для всякой почвы, что должна приносить плоды… освежает и омолаживает… Название «Экслепен» гарантирует качество и эффект более чем на полвека . Эд подсчитал: 2039-й. Более чем – это 2050-й? Так там написали, однако наверняка не имели в виду, нет, определенно нет.

Он осторожно вынул фото из пальцев Крузо, оно еще больше помялось. Плеснул на ладонь немного эликсира, растер волосатую грудь товарища.

– Погоди, Лёш, погоди минутку, сейчас она вернется к тебе, она присматривает за тобой, она вернется, мы оба знаем. Она тут, рядышком, на стуле, ждет тебя там. – Эд чувствовал под ладонью тепло. Крузо задышал чаще, кожа разогрелась, он закашлялся, кашель – словно лавина камней…

Эд испуганно отпрянул. Может, все это неправильно. И вызовет обратный эффект. Он взял со стула фотографию, положил на прежнее место, на живот Крузо.

И только теперь заметил – на шкафу пустота. Серые сердечки Кромбаха, их не было. Они больше не бились.

Крузо очнулся, но глаза открывал редко. Эд размял в кашу белый хлеб, молоко и немного облепихового сока. Облепиха от всего помогает, утверждали островитяне. Добавил сахару и две таблетки обезболивающего, которые нашлись в кромбаховской аптечке рядом с йодной настойкой и двумя-тремя посеревшими компрессами. По наитию добавил в кашицу несколько листочков сушеных трав, какие его товарищ торжественно именовал «последним урожаем сезона».

Как при кормлении младенца, Эд сперва легонько постучал ложкой по верхней губе Крузо, и в самом деле, будто этот рефлекс существует всю жизнь, Крузо открыл рот, вернее приоткрыл. Эд смахнул лишнюю кашицу и обратной стороной ложки попробовал протолкнуть еду поглубже, что в конце концов удалось. Крузо проглотил, открыл глаза и тотчас заговорил:

– Задача Востока, Эд, я имею в виду весь Восток начиная от казахских юрт, от циркового шатра моей матери в Караганде, ну, ты знаешь, оттуда и досюда, до этого острова, этого ковчега… – Он поперхнулся, сплюнул, видимо, каша действовала хорошо. – …состоит в том, чтобы указать Западу путь. Путь к свободе, понимаешь, Эд? Это и есть наша задача и задача всего Востока. Указать им, технически, экономически, инфраструктурно… – Он сглотнул и еще энергичнее продолжил: – …достигшим так многого со своими автострадами, конвейерами и бундестагами, указать им путь к свободе, к этой утраченной стороне их… их бытия. – Он опять поперхнулся, опять закашлялся, словно невидимый великан схватил его за плечи и решил хорошенько встряхнуть.

– Тсс, тсс, – успокаивал Эд, но тотчас умолк, заметив острый взгляд Крузо.

– Вот наша задача, Эд. Защитить корни от сора, от отходов, которые теперь хлынут сюда, невероятно душистыми лавинами, невероятно заманчивые, мягкие, красивые отходы, понимаешь, Эд?

В замешательстве Эд пытался продолжить кормление, но Крузо глотать перестал. Смыкал губы и выдавливал часть кашицы наружу.

– Свобода зовет нас. Узнаёт своих помощников. Она и тебя узнала. Узнала тебя, Эд!

Эд кое-как стер желто-белую кашицу со щетины, с груди. На сей раз умывать придется после обеда, нелепо промелькнуло в голове. Он принялся увещевать друга:

– Все-таки надо поесть, Лёш. Ну чтобы набраться сил, против отходов, ведь нам ли не знать, как…

Поскольку в этом плане сказать Эду было особо нечего (хотя он, как весьма часто, испытывал огромное желание согласиться с товарищем, при всем неведении быть с ним заодно), он перешел к декламации Тракля. Иные строфы и даже целые стихотворения он вправду забыл. Ну и хорошо. Он напевал строки и рифмы из других мест, из оскудевшего компендиума фондов, какие знал наизусть, напевал их себе под нос, будто все это не что иное, как одна-единственная ласковая мелодия, настроенная на один-единственный отчаянный тон – его собственный. Сюда относились и стихи Крузо, а еще и пассажи, о существовании которых он до сих пор вообще не подозревал. Что-то вроде собственных стихов… будто он начал писать.

Ложка коснулась рта Крузо, и сезам открылся.

– Хорошо, Лёш, очень хорошо, – пробормотал Эд, – так мы всё осилим.

По дороге в судомойню Эд чувствовал прилив бодрости и чуть ли не удовлетворение. Промыл чашку от остатков кашицы, подставил под кран; окунул в чашку здоровую руку, ощутил струю воды. Братишка, что ты делаешь, спишь или бодрствуешь? Два-три раза он оглянулся, на открытую дверцу кухонного лифта, в котором по-прежнему стояла лужа. А когда вернулся в комнатушку, Крузо вроде бы опять находился в полном сознании. Голова его боком лежала на подушке, левое веко подрагивало. Когда он снова открыл глаза, веко на секунду-другую повисло на полпути.