— Да ничем я не обрабатывала, и не надо меня мучить. Сделайте хоть что-то! Только не отрезайте, а то, как трудодни заработаю?
— Я тебе палец, голубушка, отрезать не буду, не трусь. Лечить будем и вылечим. Только ты о нашем лечении никому не рассказывай. Никому, поняла?
Ноготь с пальца почти весь срезал. Занозу не стал вынимать: она, считай, вся в гной переплавилась. До кости дошло. Кость скоблил, зачищал гнильцу. Потом какой-то дрянью обработал и забинтовал.
— Ты, — сказал, — домой придешь, кипятку накипяти и сделай крепкий раствор соли. Такой, чтобы яйцо плавало. Все, что мы тебе накрутили, сними, а этот раствор на ватке прикладывай, а на прием пойдешь, забинтуй по-больничному. И чтобы ни-ни. Помалкивай.
Так и сделала. Тузлук сварила, я тебе дам. Хоть красную икру пятиминутку готовь. И теперь, много лет спустя, если красную икру на хлеб намазывать случается, вспоминает свою врачебно-военную, служебную тайну, чувствует себя молодой героиней подполья. Мерещится, будто бы одному молодому гестаповцу приглянулась, а он, известное дело, извращенец, садюга, мучил и мучил, пока самого партизаны в чистом поле к стенке ни поставили.
Она рассказывает в который раз о чудесном спасении пальца, остро переживая всю гамму ощущений случившегося полвека назад, оглушенная эффектом присутствия и поражаясь простоте и действенности лечения и тому, что заживало на ней, как на собаке. Но для этого надо хоть немного быть Жучкой в руках ветеринара.
А я никогда не ощущал себя ни собакой, ни комсомольцем. Котом — да, этого не отнять. Секретную информацию о себе любимом я был бы и рад разгласить, да кто ее захочет слушать, где найти свободные уши? Правда, история о том, как трезвый человек задолго до гололеда и без банановой корки запинается и брякается на плиточный тротуар, даже меня самого оставляет в недоумении. Микроземлетрясение? Цыганский гипноз? Кто его знает. Знал бы, где упасть, подушку бы подложил.
Обработать ссадину солью я не решился. Бывшая комсомолка какое-то время даже дулась на меня за это, да тут пришли со свежей продукцией икроделы, вынудили снять пробу и купить баночку для гурманства. Она им свою историю рассказала, пар спустила.
А мой палец ни в какую не заживал, а когда листва на тополиной аллее, которой хожу на работу, пожухла и почернела, вызывая из памяти печальное слово «гангрена», тихо, без боли скончался во сне. Тихий ужас новейших времен — диабет у нас отнял боль. Бежит себе скромный старичок, поскользнется на ровном месте, упадет… Инфаркт.
Палец умер, его схоронили, насыпав высокий курган. Скульптор Эрнст Неизвестный с печальными глазами от щедрого сердца изваял ему памятник: прямо из земли торчит огромный, как столб, железобетонный перст, и надпись: «Безымянному от Неизвестного».
Ия тут как тут: надо было, мол, в море такой памятник ставить, чтобы омывало соленым морским раствором. И вообще, поскольку палец безымянный, для правды жизни колечко на него надо надеть обручальное.
Еще чего! Сроду не носил и носить не буду! Оно мне как петля на шее! Да и с кем обручаться?
Не понравился мне такой сон. Даже досматривать не стал. А палец новый вырос, как у ящерицы хвост.
Купил чай «Ахмат. Английский завтрак». С красной полосой. Крепенький, бодрящий. Такой, что и кофе не надо. Конечно, не мог не поделиться с коллегами радостной вестью: не так-то просто найти изюминку пищевого репертуара с красной полосой. В наше время достоверная реклама от знакомых людей ценится больше всего. Но и сам продукт важен. Гораздо весомее хвалебных слов.
— Английский завтрак у меня, — говорю. — Угостить?
Реакция не мгновенная. Ия достает из стола упаковку лапши «Ролтон»: хрустящий пластмассовый пакет с упругими, по виду тоже пластмассовыми, проводками, завитыми ради экономии места в мелкие локоны.
— Во-от! Сейчас мы свой завтрак заварим. Зачем английский, когда есть наш, родимый, хоть и по китайскому образцу. Кипяточком зальем, и будет завтрак и обед, а кому-то ужин и, как там у них — линч. Да знаю, знаю, ланч. Уж и пошутить нельзя. О том, что у них негров линчуют, мне сто лет назад вожатая рассказала. Когда перестройка началась, думала, этим супом и линчуют бедных негров. А теперь, поди ж ты, долинчевались. Сначала боксеры черные, потом артисты, а теперь и президент из барака, из Кении. Черненький. А мы сидим тут, уши развесили.
…Теперь про себя, любимого. Как говорится в одной старинной радиопостановке, от волнения юноша потерял дар речи. Я уж и так, и сяк примеривался, рот раскрыл, намереваясь растолковать, что не ем «Ролтон»: мука, из которой лапша, не настоящая, из сои, и белковая составляющая: ни рыба, ни мясо. Конечно, количество переходит в качество, и на полтора миллиарда населения страны Чайна, не то что качественной чайной заварки с красной полосой, но и жареных скорпионов не напасешься. Но зачем же нам до такого опускаться?..
Читать дальше