Сара Уинман - Дивная книга истин

По-твоему, мне следует поступить так же? Стать на колени и помолиться? – спросил Дрейк.

Нет, для этого ты должен верить, что твои молитвы будут услышаны. А я не думаю, что ты когда-либо в это верил.

Дымок от ее трубки тонкими спиралями вился в лунном свете. Дождь прекратился. Дивния опустила руку в воду, наблюдая за стайкой мальков кефали, неторопливо плывущих вдоль церковного прохода.

О чем я говорила? – спросила она.

О службах под дождем.

Ах да, службы под дождем. Да. Люди ничего не имели против дождя и потому не позаботились о ремонте крыши. Они считали это знаком, ниспосланным свыше. А Господь был очень важен для них, потому что Он благословил «корнуоллскую троицу» – Медь, Олово и Святую Рыбу, – чтобы процветал этот край.

А кто такой Джек? – спросил Дрейк.

Ты о чем?

Прошлой ночью я слышал, как ты обращалась к какому-то Джеку. Он был твоим возлюбленным?

Старуха сделал глубокую затяжку.

Да. Он был моей любовью. Моей самой большой любовью.

И самой первой?

Нет, он был моей третьей любовью, и последней. Первая любовь была на маяке, и это случилось неожиданно. Потом был Джимми, и тот уже был ожидаемым.

В каком смысле ожидаемым?

Я увидела его заранее.

Во сне?

Нет, в стакане.

В стакане?

Ты повторяешь слова, чтобы меня разозлить?

Нет, извини.

А потом появился Джек.

Он был неожиданным или ожидаемым?

Хороший вопрос. Не тем и не другим. Он был моим всегда . У меня было три любви, Дрейк. Я думала, этого вполне достаточно, но сейчас, оглядываясь назад, мне кажется, что нашлось бы место и для чего-то еще. Жизнь способна раздаваться вширь, как материнская утроба, чтобы вместить больше любви.

Любви, подхватило эхо под сводами.

А так я имела только три: одна была началом, другая – продолжением, а третья стала концом.

Дрейк посмотрел на гладкую поверхность воды.

Значит, все началось с маяка? – сказал он.

Да, так и было, подтвердила старуха. Начало всякой любви – это вспышка света.

Я сидела за столиком трактира в Фоуи [27]. Глаза мои были заняты чтением книги, но уши не были заняты ничем, и я случайно услышала, как местный рыбак рассказывает кому-то о старом капитане, под чьим началом он в свое время плавал. Впоследствии этот старик, о котором он отзывался с большим уважением, стал смотрителем маяка на Эддистонских скалах [28], а теперь он лежал при смерти и нуждался в помощи. Я была юной и впечатлительной, и этот случай меня очень заинтересовал.

Последовав за рыбаком, я догнала его на пристани, назвалась и предложила свои услуги. Рыбак объяснил, что ищет кого-нибудь, кто мог бы засвидетельствовать смерть смотрителя маяка. По его словам, старый капитан желал мирно скончаться в своей башне и быть погребенным в море, при этом категорически отказываясь иметь дело с докторами. Однако его дети, помогавшие обслуживать маяк, не желали хоронить отца без свидетелей со стороны – из опасения, что их потом могут обвинить в его смерти. Я вызвалась быть свидетельницей, добавив, что умею ухаживать за умирающими. До маяка мы добрались лишь через несколько дней – пришлось ждать перемены погоды.

Наша первая попытка оказалась неудачной: вскоре после отплытия юго-восточный ветер вызвал жестокий шторм, и мы порядком натерпелись страху, прежде чем смогли вернуться в гавань. Но с наступлением апреля задул утренний северо-западный бриз, который лучше всего подходил для высадки, и мы под всеми парусами устремились к знаменитой башне далеко в море.

Пристроившись на носу баркаса, я осматривала в подзорную трубу горизонт, раскаленная линия которого притягивала меня, как луна притягивает океанские воды. Мне было семнадцать лет от роду, когда я увидела свою первую любовь. Собственно, в те минуты я видела лишь фигуру с удочкой в руках, стоявшую у подножия Эддистонского маяка; кепка была низко надвинута на глаза от солнца, так что сам рыболов мог заметить нас лишь краем глаза как белое пятнышко паруса вдали.

Оставалось плыть примерно час тем же ходом, когда внезапно наступил штиль. Море стало гладким, как стекло, и моряки взялись за весла. Так мы преодолевали последние мили в сопровождении резвящихся тюленей и кружащих над головами чаек; и постепенно вертикальная черточка на горизонте обретала контуры башни. В подзорную трубу я все отчетливее видела рыбачившего на скалах юнца, пока его голова не заняла весь окуляр. А потом эта голова повернулась в нашу сторону, и юнец оказался девушкой.