Джон О'Хара - Жажда жить

— Ответ, извините, нет, — повторила Джесси. — Луи Баум, я, Эмили Колдуэлл, приговариваю вас к смертной казни через повешение.

— По-моему, я не заслужила этого, Джесси. Я подсказала вам выход.

— Зная при этом, что Десмонд О’Коннол скорее всего даже в свидании мне откажет.

— Отчего же? Если вы предварительно пошлете ему свою визитку, он вас примет. Десмонд — джентльмен. Он вам не откажет во встрече.

— И осмелюсь предположить, попросит удалиться тоже как джентльмен. А, услышав, зачем я пришла, может, и не просто попросит.

— В любом случае попробовать можно. Ну и, естественно, я не отказываюсь от своего предложения, деньги к вашим услугам днем и ночью.

— Как это благородно с вашей стороны, Эмили.

— Ну что ж, Джесси, теперь, полагаю, вам лучше уйти. Понимаю, вы разочарованы, и для этого у вас есть основания, и все же не стоит обмениваться колкостями и говорить вещи, о которых мы потом обе будем жалеть. Если вы все же решите поговорить с Десмондом и ему понадобятся гарантии оплаты его услуг, пусть свяжется со мной.

— С Десмондом О’Коннолом у меня ничего не выйдет, и вы сами это знаете, Эмили Колдуэлл.

— Не знаю. — Эмили зябко закуталась в плед.

— Но мне хотелось бы еще кое-что сказать, и тут Десмонд О’Коннол уже ни при чем.

— Послушайте, Джесси, я устала, неважно себя чувствую и совершенно не в настроении выслушивать всякие неприятные вещи.

— Ну да, Джесси, будь хорошей девочкой и ступай себе подобру-поздорову. Аудиенция с королевой закончена. Но я — не хорошая девочка. Я двоюродная сестра убийцы, совершившего самое страшное в наших краях преступление за последние годы.

— Я сожалею о том, что так сказала.

— А мне наплевать, сожалеете вы или нет, потому что это правда. Случившееся настолько ужасно, что вы уговаривали Уилла вмешаться и не допустить, чтобы ваша чистая, невинная дочь узнала об этой истории.

— А вот теперь, Джесси, я вынуждена настаивать, чтобы вы оставили мой дом. Вы не имеете права говорить так о Грейс.

— Еще как имею. Все, что угодно, могу о ней говорить. Потому что знаю, что она собой представляет.

— Уходите. Вы видите Грейс раз в год.

— Даже реже. У нее хватает ума приходить к нам в дом, когда меня нет. Потому мы и не встречаемся. Да и не интересую я ее. Иное дело — мой сын. Когда последний раз вы приглашали меня к себе, а, Эмили? Давно. А вот мой сын поимел вашу дочь здесь, в этом доме, в ее собственной комнате. И ей это настолько понравилось, что она зачастила к нам, а сын развлекался с ней.

— Вы сумасшедшая. Убирайтесь отсюда.

— Я выгнала желтолицую девчонку за то же самое, чем занималась в моем доме ваша высокородная принцесса. Мне пришлось отослать моего мальчика подальше, за границы штата, пока она его окончательно не развратила.

— Нет, вы просто буйнопомешанная. Маньячка.

— В таком случае поместите меня в сумасшедший дом. Но перед этим — нет, не спрашивайте свою невинную дочурку, говорит ли буйнопомешанная правду. Спросите лучше своего сына. Спросите Брока Колдуэлла, стоял ли он на страже в коридоре, пока мой сын развлекался с маленькой принцессой.

Эмили бросила на Джесси быстрый взгляд, страдающий взгляд боксера, который только что отправился в нокдаун, но намерен подняться и победить, не зная пощады и жалости.

— Даже вы не могли бы придумать такую историю, так что, наверное, все это правда. Но неужели вы думаете, что можете шантажировать меня ею? Неужели вы думаете, что способны хоть как-то воспользоваться этой историей?

— Да, — проговорила Джесси почти шепотом. — Я уже воспользовалась ею, Эмили. Верно, шантажировать я вас не могу. Но я сделала вам больно. По-настоящему больно, признайтесь. А больше мне ничего и не надо. Я не собиралась никому ничего рассказывать, но про себя твердо решила, что, если вы откажетесь помочь Луи, я сделаю вам больно, так больно, что вам никогда об этом не забыть. И вы не забудете, Эмили, разве нет?

— Да, Джесси, да. И все-таки я это по-прежнему я, а вы — это по-прежнему вы. И мне почему-то кажется, что вам почти так же больно, как и мне.

Джесси Джей удалилась, а Эмили осталась наедине со своим несчастьем, со своими слезами. Некоторое время спустя она перебралась на кровать и велела экономке говорить всем, что не желает видеть никого, кроме мистера Уилла Колдуэлла. Обычно за глаза она называла мужа и сына соответственно «мистер Колдуэлл» и «мистер Брок», но на сей раз ей особенно хотелось быть понятой правильно.

Снизу доносились шаги — домочадцы садились за стол, вставали из-за него, вернулась из школы Грейс. Днем Эмили немного поспала, так что к возвращению Уилла была готова к разговору с ним, знала, как его построить.