Анатолий Байбородин - Не родит сокола сова

— Но ты, мама, тоже скажешь. Чо уж старое время поминать. Да присбирывают, поди, про мужика-то, лишнее плетут. Но Леха ловкач, добыл себе невесту, прямь как цыган кобылу из чужого табуна. У папаши с-под самого носа увел, убегом решил открутиться. Как-то еще тестюшко на это посмотрит, а то и выпрет обоих поганой метлой, не поглядит, что родная дочка. Умела хвостом трепать, умей и ответ держать, только потом не вой, что без спросу кинулась.

— О-ой, Маруся, ты кого говоришь? Кто Лейбмана надул, тот еще, девча, не родился. Мой-то Никола, когда рыбнадзорил, на ём и споткнулся.— Варуша горестно вздохнула и поглядела вдоль улицы, на краю которой голубело озеро. — Он же их с Пётрой прижал на той стороне, акт составил, сетешки, какие были, бродник отобрал. Вот его потом и съели с потрохами. Так что, соседушка, тут еще Бог знат, кто кого и надул. Да и девка, похоже, не промах, вся в отца, — какое уж семя, такое и племя.

Тут как раз из калитки вышел Алексей, легок на помине, и, подхватив невесту под бок, повел ее в сторону озера. На шлыковской лавочке все притихли, и когда они отошли подальше, Варуша ругнула Алексея:

— Бессовестный, не в обсудку буде сказано, тут его девка четыре года с армии ждала, а он на те явился не запылился с молодой женой.

— Вот, крутель, — поддержала ее Маруся-толстая, — та, поди, уж все глаза повыплакала, а тут еще этот идол на глазах крутится и девку за собой таскат, бесстыжий. А чья девка-то?

— Тетки Смолянихи. Вся деревня судачила… У нас же как: добрая слава лежнем лежит, худая ветром летит.

— Дак она у Смолянихи приемная, кругла сирота.

— Сироту и обидел, не пожалел, – поплевалась Варуша. – Слух был, в город моталась по пинки – ребенчишка выдавливала.

– Ло-овко – усмехнулась Маруся-толстая. – Как в песне…

Милый в армию поехал,

Не оставил ничего,

Только маленький подарочек –

Ребенок от него…

Дед Киря, который уже давно сердито ерзал на лавочке и виновато косился на сидящего подле Ванюшку, все пытался остановить разошедшихся бабонек, показывая глазами на парнишонку, но те не обращали внимания ни на старика, ни на Ванюшку и судачили, перемывая косточки Алексею и невесте. Наконец старик не вытерпел и сказал в сердцах:

— Ох, сороки, ох, сороки, треплете чо поподя, шипишны ваши языки. Хоть парнишонку постеснялись бы. Ишь раскудахтались, наседки. Верно что, бабий язык – ведьмино помело. На себя бы оглянулись. Верно баят: чужие грехи пред очьми, свои за плечьми…

Тут все как бы заметили Ванюшку и немного поприжали языки.

— Ну, Ванюшка, чего тебе братка привез? — сладким голосом пропела Маруся-толстая.

— Брюки мне привез из города, ловкатские такие, рубашку еще, сандали… — Ванюшка стал взахлеб перечислять гостинцы, привезенные Алексеем и тетей Малиной.

— Значит, с головы до ног завалили гостинцами,— усмешливо остановила его Маруся-толстая.— Тетя Малина, говоришь? Ну и как, поглянулась тебе тетя Малина-калина, или как там ее?

Ванюшка покраснел, смущенно потупил глаза и хотел было выпалить им, что тетя Малина добрая, хорошая, а вы все злые, но не осмелился, соскользнул с лавки и побежал к озеру вслед за молодыми.

Что в бабьих пересудах было правдой, что присбиранной кривдой, сказать трудно, — даже сами Краснобаевы, отец с матерью, больше догадывались обо всем по намекам Алексея, который все начистоту выкладывать не думал, — но, как говорят, земля слухами полнится и нет дыма без огня.

4

Подхохатывая, словно извиняясь, Алексей показывал невесте деревенское житье-бытье, водил в степь собирать кудрявые степные саранки и белые цветы-спички, из которых невеста плела себе веночки, а под вечер катал ее на отцовской лодке — в это время прибрежная улица слушала, как Алексей распевал, а невеста звонко подтягивала:

Мы на лодочке катались…

Не гребли, а целовались…

Потом Алексей с уркаганьей куражливостью и разбитной хрипотцой повел:

Марина, Марина, Марина…

Чудесная девушка ты…

Хотя время для рыбалки не приспело, Алексей утортал чудесную девушку на другую сторону озера, вдоль плеса заросшую камышом, а на песчанном яру — непролазным тальником. Перед тем он с помощью Ванюшки нарыл червей в унавоженном огороде и настропалил удочки. Ванюшка пристал: возьмите да возьмите, Алексей и так, и эдак отговаривал, но все без толку, и пришлось посулиться. А утром, когда Ванюшка проснулся, брата и тети Малины уже след остыл, — укатили на рыбалку без него, и парнишка заплакал от обиды.