Тони Уайт - Трави трассу!

– …нарушение при отягчающих обстоятельствах, сопротивление аресту, нападение на офицера полиции…

Что за чушь! Ничего этого не было. Немало же бобби ему пришили.

Уилл приготовился к худшему. Он сознавал, что теперь вывозом мусора или садовыми работами дело не обойдется.

– У меня нет иного выбора, кроме как приговорить вас к шести месяцам…

Уилл стоял, как громом пораженный. В голове у него все кружилось, мешая переварить информацию.

– Теперь вы можете спуститься.

Сканк был чертовски крепким, но наркотики, какие начала выбрасывать в кровь Уилла его эндокринная система – в настоящем случае адреналин – были куда как сильнее. Когда сильные руки принялись толкать и пихать его по коридору, он уже не чувствовал себя укуренным. Ему хотелось бежать. Бежать отсюда со всех ног. Но каким бы усталым и оцепеневшим он ни был, он попытался подготовиться к предстоящему испытанию. Каникулы «по воле ее величества».

Старая рехнувшаяся корова, подумал Уилл, когда его втолкнули в камеру, и за ним с грохотом захлопнулась дверь.

Прошло еще некоторое время, прежде чем он заметил, что в КПЗ он не один.

– Ну что засадили тебя? – ухмыльнулся пухлолицый юнец, протягивая Уиллу сигарету, а потом гордо добавил: – Я сам получил три года.

Вытаскивая из пачки «B amp;H», Уилл непроизвольно поежился, скорее от последствий выброса адреналина, чем от холода. – Я ожидал штрафа, вот и все…

– Такова жизнь, парень, сечешь?

Уилл испытал благодатное воздействие курева. В настоящий момент оно перевешивало недостатки того, что курением он поддерживает вивисекторов из табачной индустрии. Он решил вести себя вроде как по-дружески.

– А ты что сделал?

– Моя профессия – взлом, – самодовольно поведал юнец. – Вытащу тебе все, что захочешь. Впрочем, телик там, куда ты поедешь, тебе ведь не понадобится, а?

– Не думаю, что ты мне можешь его добыть, поскольку сам едешь туда же, – Уилл сплюнул.

В его глазах, взломщики были последним отбросами. Взлом – это не праведная кража, как скажем, продуктов в магазине. Красть у обычных людей, которые просто пытаются свести концы с концами, это не то, что красть у крупных компаний, которые в своих бухгалтерских отчетах все равно делают скидки на столько-то процентов потерь и которые все равно могут это себе позволить. Взломщики не хотят изменить систему, они хотят всего, что она может им дать, и плевать им, по чьим головам они идут, чтобы все это получить. Несмотря на все их разговоры о старых добрых временах, об их уголовной чести и «не сри у себя на пороге» трепе, они не задумываясь, стырят под заказ телик своей бабушки или ее инвалидное кресло лишь бы добыть себе новые отмычки или колеса.

– Если, как выйдешь, тебе понадобится помощь, – продолжал жирнолицый, – у меня есть один парень.

Уилл потерял к нему интерес. У него своих проблем хватало, и то, как зарабатывал себе на жизнь его временный сокамерник, к ним не относилось. Ничто теперь не имело значения, кроме того, как выжить эти шесть месяцев взаперти. Звучит словно пожизненное. А как же трасса? Из борьбы он теперь почитай что выпал.

Удовлетворение ему доставлял лишь тот факт, что сотня других неформалов или экстра-зеленых, как они еще себя звали, станут на его место в митингах протеста. Со всей страны они придут. Одни – стопом, другие приедут на своих ярко раскрашенных дряхлых колымагах – автобусах или машинах скорой помощи, – обреченных когда-то прошлыми хозяевами, но обретшие вторую жизнь благодаря тем, кто отвергает одноразовую культуру Ингерландии двадцатого столетия. Со всех уголков этого дурацкого острова они придут сказать строителям дорог, политикам и генералам Вавилона «хватит, пора кончать».

– … если хочешь, дам тебе его телефон.

Уилл встряхнулся. Этот крысеныш был так полон собой, что даже не заметил, что Уилл не слушает ни слова из того, что он говорит.

– Да, конечно, я подумаю.

– Подумай, парень, я ему скажу, что ты в порядке.

Глупый говнюк, подумал Уилл. За дверью камеры предварительного заключения послышались шаги, потом в замке повернулся ключ и внутрь вошел бобби.

– Ладно, подонки, фургон ждет. Давайте, шевелитесь…

Стоя посреди улицы спиной к гигантской кирпичной громадине, зовущейся Пентонвиль, Уилл впервые вздохнул полной грудью. Нельзя сказать, что воздух на Калейдониен-роуд был хоть сколько-нибудь свежее атмосферы на прогулочном дворе. Но при всех своих дизельных выхлопах и реве дорожного движения этот воздух был приправлен сладким ароматом свободы.