Владимир Сорокин - Манарага

– Ты говорил про нефритовый стержень.

– Нефритовый стержень? – он поднял брови.

Она взяла в свою руку большой палец его руки и сжала.

– Нефритовый стержень. На котором все держится… стер-жень… – она напряженно вглядывалась в его широкое лицо, – стер-жень… стер-жень…

– Ах… – он улыбнулся липкими губами и сразу обмяк.

Щеки его порозовели:

– Стержень… да, да… милая… это… да… маэстро! Вы… то есть…короче, мы благодарим вас. От души. Вы свободны.

Я поклонился, быстро снял халат и колпак, собрал свой чемоданчик.

Они молча пожирали друг друга глазами, она держала его за большой палец.

– Гонорар, – напомнил я.

– Ой! – толстяк стряхнул оцепенение, шлепнул себя ладонью по вспотевшему лбу, вытащил из внутреннего кармана пакет. Протянул, оставив на бумаге липкие следы жженого сахара.

Я обнажил деньги, пролистнул.

– Сумма корректна! – подтвердила блоха.

– Абдуллах вас проводит, – пробормотал толстяк.

Я вышел за дверь.

Ночь: аэропорт Шарль де Голль. Выпив в баре текилы со льдом и съев теплый сэндвич с лососем, направляюсь на мой рейс: 23:40. Стамбул. Завтра вечером чтение рассказов Чехова для одной полубандитской турецкой семьи. Старые клиенты, читал им уже восемь раз. И все – Чехов. По пути захожу в туалет. Облегчаюсь. Мою руки, разглядывая себя в зеркало. Нельзя сказать, что лицо мое приветливое. Подпольный образ жизни откладывает отпечаток. И уже первая седина в волосах видна. Но глаза спокойные. Это главное. Красная блоха даром электронную кровь не пьет…

К соседней раковине встает африканский красавец. Таких ждет архипелаг Holo: высокий, прекрасно сложенный, с выразительным лицом. Сексуально я равнодушен к мужикам, хоть пару раз спьяну и оставлял сперму в женоподобных вьетнамских юношах. Но просто оценить подлинную мужскую красоту я всегда способен. Африканец легко и белозубо улыбается мне в зеркале, вытирает шоколадные руки рисовой салфеткой, швыряет ее в корзину. И вдруг обнимает меня и целует в губы. Вижу близко его глаза с красноватыми прожилками в белках. Губы большие и теплые. Блоха пищит: “Неожиданное физиологическое вторжение!” Я не успеваю никак отреагировать, как дурак стоя с мокрыми руками. Африканец же стремительно уходит. Чувствую что-то во рту. И по вкусу понимаю – инфотаблетка. Неожиданно, черт возьми. К ночи моя реакция заторможена.

Перевожу дыхание, вытираю руки, губы, беру кейс, выхожу из туалета. Таблетка с мятно-лимонным привкусом стремительно тает у меня во рту, красная блоха считывает ее информацию, передает в ухо – зеленой блохе. Та шепчет нежно:

– 3333. “БМВ” номер 8239 FT на подземной стоянке P-2, третий уровень, место 301. Код: 6510.

Все, мирная жизнь кончилась. Кухня. Четыре тройки, черт их побери. Стамбул и Чехов – на помойку. Пора, мой друг, пора…

Спускаюсь на стоянку, нахожу машину. Это автомат. Произношу код. Задняя дверь открывается.

– Добро пожаловать, сэр! – приветствует меня машина.

Сажусь. Пристегиваюсь.

– Сэр, могу я начать движение? – спрашивает машина.

– Начинай, скотина железная.

– Время поездки – 53 минуты.

– Fuck you!

Выезжаем с парковки. Рассекаем ночное шоссе. Надо собраться с мыслями. Которых, признаться, нет. Миссия Кухни. Я должен увидеть, как раздавят гадину. Убедиться, что молекулярный гад мертв. Ради мирного неба на Кухне, fuck you slowly. Во имя хрустящего венского шницеля на Шницлере. Во имя 700-граммового стейка на “Шуме и ярости”. Во имя лебединой грудки на “Докторе Живаго”.

И я сделаю это, черт возьми!

После быстрой ночной езды машина доставляет меня к каким-то ангарам. Здесь рваная колючая проволока, останки ржавой военной техники, которую некуда и некому убрать. На ангаре надпись – калифорнийские ВВС, полк Grey Eagles . В общем, “эхо войны”. Эхо войны… интересно, есть роман с таким названием? Синяя блоха утверждает, что есть, и даже… 18. Не жарил ни на одном эхе…

Въезжаем в разбитые ворота. Вижу взлетную полосу. На ней стоит небольшой турбовинтовой самолет травяного цвета. Покидаю машину. Подхожу. Люк в самолете открывается. Поднимаюсь по лесенке. В обшарпанном салоне – только пилот. Кивает мне, забирает лесенку, задраивает люк. Сажусь. Пристегиваюсь.

Взлетаем. Блоха пищит, что маршрут неизвестен. Самолет качает и трясет. Давно не летал на таких гробах…

Полтора часа лету, и мы приземляемся. 72,3 километра от Брно. Однажды я читал в Брно. А где мы не читали, черт возьми?!