Герман Садулаев - Иван Ауслендер - роман на пальмовых листьях

В этой блаженной точке выключился внутренний свет и сознание Ауслендера (или уже ничьё) вошло в благоприятный, питательный и восстановительный режим сна без сновидений.

Балканский не присутствовал на чтении доклада в дискуссионном клубе «Синяя лампа». Но на следующий день он позвонил и поздравил. Сказал, что ему рассказали: все были в восторге. Всем очень понравилось. Балканский так хвалил Ауслендера, что последнему стало неловко. В завершение разговора Балканский предложил Ивану Борисовичу принять участие в ближайшем заседании оргкомитета протестных акций. Ауслендер, чувствуя себя обязанным (хотя и не понимал, за что именно), поспешно согласился.

Через день, вечером, после окончания занятий в университете Иван Борисович сел на троллейбус и поехал на Невский проспект. Он вылез примерно в районе названного номера дома, у светофора перешёл на противоположную, чётную сторону. И стал искать по адресу, который сообщил ему Дмитрий Балканский, помещение, где собирался оргкомитет. Сначала он прошёл мимо, дошёл до угла, пересёк улочку и увидел, что номер следующего дома больше нужного, вернулся и определил: где-то здесь. В арке кучковались какие-то люди, слышались обрывки разговоров: про политику, про шествия, про партии и протест. Иван Борисович миновал арку и во внутреннем дворе по скоплению народа опознал нужную дверь. Без стеснения он обратился к мужчине, курившему около входа:

– Уже началось?

– Сейчас начнётся. Заходите.

Никто не спрашивал фамилий и пропусков. Люди просто заходили с улицы, все подряд. Это и был оргкомитет.

Помещение принадлежало микроскопической партии или политической организации (насколько знал Ауслендер, по действующему законодательству политические меньшинства были лишены прав партий и переквалифицировались во что-то другое, не запрещённое законом) умеренно-демократической ориентации с названием, воскрешавшим память о священной горе. Раньше священные горы имели большое значение в культуре человечества. Но почитание гор было распространено, естественно, только там, где эти самые горы были. «Гора Меру» – привычно подобрал Ауслендер индийский аналог расхожему образу греко-латинской мифологии. В помещении стояли и сидели люди, несколько десятков. Люди сидели на беспорядочно расставленных стульях, на продавленном и залитом всем, что только можно себе представить, диване, люди стояли, подпирая плечами стены, углы, косяки и просто так. У правой стены находился кулер с водой и был стол, на котором виднелись остатки тайной вечери, что состоялась ещё третьего дня, никак не позже. Неряшливо сдвинутые пластиковые тарелки с объедками, стаканы и кружки, не вымытые после чая и ещё чего-то нечайного. Пара бутылок с вином стояли початые. Иногда кто-нибудь пробирался к фуршетному краю и наливал себе воды или вина или брал печенюшку, но редко; большинство собравшихся этим не интересовались. Кто-то раздевался и скидывал верхнюю одежду на спинку дивана, на стулья, вешал на обнаруженный в стене гвоздь; прочие оставались одетыми, только расстёгивали куртки и разматывали шарфы. Собрание умеренно-возбуждённо гудело и переговаривалось.

По центру у дальней стены был расположен стол, очищенный от объедков: за ним примостились симпатичная женщина (Ольга Веснушкина, как скоро узнал Ауслендер), Балканский и ещё один молодой человек. Веснушкина быстро провела голосование по поводу своего назначения председателем собрания (никто не возражал – какая разница?) и начала перекличку присутствующих с занесением наименований организаций и фамилий представителей на вырванный из школьной тетрадки двойной листок. Ауслендер стоял, слушал и удивлялся. Своих представителей прислали организации самые разные, порою просто экзотические. Были «системщики» (КПРФ), «полусистемщики» («Яблоко»), недопартии вроде «Горы», «Иной России» и прочих, а также союз автомобилистов, несколько славянских союзов, два всеславянских союза и один панславистский союз, русское национальное движение, национальное движение «Русь» и объединённый русско-славянский фронт (каждая вселенская славянская или русская организация была представлена сразу двумя или тремя вождями; похоже было, что они же и составляют весь списочный состав таковой). Ауслендеру в этом национальном собрании не хватало представителей арья самадж («арийское общество»; звучит пугающе, но на самом деле это мирная культурная организация индусов-ритуалистов). Был комиссар от «Ингерманландии», сепаратистской организации, призывающей к отделению Северо-Запада от прочей России (Иван Борисович вспомнил, что на историческом факультете у телефона-автомата ещё в раннепостсоветские времена кто-то написал чёрным маркером то ли в шутку, то ли всерьёз: «Русские, вон из Ингерманландии!»), но никто из патриотов, имперцев и националистов с ним в пререкания не вступал. Вообще никто никого не хотел съесть: это было похоже на Ноев ковчег, где львы бродили по палубе бок о бок с ланями, но сдерживали свой хищнический инстинкт (вот спадёт потоп, расселимся по равнинам, расплодимся, и тогда держитесь!). Три или четыре общества гражданских активистов имели своей целью спасение каких-то конкретных лесов, парков и рощ от застроек и прокладок трасс. В последнее время спасать деревья и рощи стало популярным трендом в народной политике. Иван Борисович понимал: это зов предков. Кельты и славяне всегда имели рядом с местами проживания священные рощи, которые заменяли им культовые сооружения и были естественными храмами под открытым небом. Современные горожане объясняют необходимость сохранения лесопарковых зон тем, что им нужно где-то выгуливать своих детей и собак. Но похоже, что и детей и собак они заводят только для того, чтобы можно было легитимно бродить час или два между деревьев, нарезая круги по священной роще или проходя её вдоль. Большинство из них считают себя по вероисповеданию христианами (или атеистами), но в церкви (или в планетарии) бывают хорошо если раз в год, а культовые рощи посещают каждую неделю, а то и ежедневно. Ничего не меняется: мы всё те же язычники, что и раньше, только в карманах айфоны.