Александр Пелевин - Здесь живу только я

И строить под городом новое метро они тоже побоялись.

А пока он спит, подумал Мюнхгаузен, на подоконнике уже выросли вечерние желтые тюльпаны, и он даже не заметил, как они поднялись из земли, распустились, встали в свой полный рост — а теперь уже поздно. Придется ему ждать утра, чтобы снова увидеть их. Странно, он никогда не ел их сам. А ему стоило бы попробовать — хотя нет, тогда он все поймет и не станет есть ничего, кроме желтых тюльпанов. А тогда не достанется мне. Нет, не надо ему их пробовать. Ха, вот он перевернулся на левый бок — значит, пытается снова уснуть. Нет уж, дружище, я лучше тебя знаю, когда тебе надо вставать.

Кот спрыгнул с подоконника и забрался на кровать, а затем принялся нагло топтаться по одеялу.

Вот так, вот так, просыпайся, с добрым утром тебя, хотя сейчас вечер — ты опоздаешь на работу. Это будет ужасно. Не пытайся меня отогнать — я укушу тебя за пятку. Вот так… Ха! Промахнулся! А за вторую? Даже не думай ударить меня. И еще раз, и еще, а вот тебе лапой! Вставай, говорю тебе. За окном сейчас серое небо, но дожди наконец прекратились. И сегодня у тебя закончатся сигареты — не зря я загнал предпоследнюю пачку под кровать, где ты не сможешь её найти. Вставай, сонная харя, вставай.

Петр перевернулся на другой бок.

«Из воспоминаний Якова Алексеева, соседа Юлиана Фейха в последние годы жизни.

Фейх очень хотел снова на фронт. Его не пускали — он сильно хромал из-за ранения, полученного еще в Гражданскую. Говорили, что его литературное творчество поможет фронту больше, чем умение стрелять. Он злился и негодовал, но и сам прекрасно понимал, что будет скорее обузой для всех остальных. Но я помню, как за месяц до смерти мы с ним говорили о войне — а о чем еще можно говорить в такое время? — и он пообещал, что умрет на фронте с оружием в руках. К тому времени он уже очень плохо выглядел — похудел еще сильнее, чем я. Я пытался помочь ему, чем мог, но получалось не всегда — ведь я сам должен был как-то выжить.

Той зимой умерли все, кого мы знали. В квартире мы остались вдвоем.

Когда настал 43-й, появилась и надежда на то, что все это скоро закончится. В воздухе бродило заметное оживление. Мы получали хорошие новости с фронта, и это порой радовало сильнее лишнего куска хлеба. А Фейх все говорил о том, как он пойдет на фронт. Как он обманет комиссию, притворившись здоровым, возьмет винтовку и пойдет убивать немцев. Только этого он хотел — убивать немцев. Я думаю, если бы он все же снова пошел на фронт, он все же успел бы забрать с собой на тот свет десяток-другой фрицев. Вот сколько в нем было тогда ярости. Он был очень сильным человеком. Он говорил: „Я умру с оружием в руках. Только такой видится мне моя смерть. Я переживу голод, переживу холод, выдержу любые болезни. Меня убьет только пуля, граната или штык.“

Но все вышло иначе. Меня положили в госпиталь с пневмонией. Фейх остался в квартире один. Я был уверен, что он переживет меня, что мне конец. Однако, я выкарабкался. А когда я вернулся в квартиру в середине февраля, там уже было пусто. Он умер в собственном кабинете, так и не дописав свою книгу. Где сейчас эти недописанные отрывки — тоже никто не знает. Но оно и к лучшему.»

Смородин закрыл книгу.

Надо было позвонить Грановскому и сказать, что сегодня самочувствие намного лучше.

Он проспал всю ночь и половину дня. Снилось что-то очень тяжелое, душное, неправильное, но он никак не мог вспомнить, что именно. Это было и к лучшему: некоторые сны лучше забывать сразу после пробуждения.

Петр прошел в ванную, включил воду и посмотрел на себя в зеркало — недельная щетина, синие круги под глазами, похудевшее лицо, впалые щеки. Может быть, именно так выглядел в то время Фейх, подумалось ему вдруг.

Он подставил ладони под струю из-под крана и опустил воду в лицо: стало легче и спокойнее. Вода всегда успокаивала его. Когда ему было не по себе, он всегда шел туда, где есть вода — и становилось легче.

Выходя из ванной, он набрал номер Грановского.

— Слушаю вас.

— Добрый день. Я чувствую себя намного лучше и могу сегодня…

— О, не беспокойтесь. Сегодня на работу выходит ваш коллега. А вы приходите завтра. Все в порядке.

— Хорошо. Спасибо. Тогда до завтра.

— До завтра. Отдыхайте.

Петр почувствовал облегчение и вместе с тем некий азарт. В его голову пришла мысль о том, что было бы неплохо зайти сегодня в музей и поговорить со сменщиком о том, что здесь происходит.