Ненси Джонс - Молли

Потом он попытался вытянуть из меня все. Такой же, как и прежде, любитель совать повсюду свой нос. Где Уилл? Что я с ним делала? Что он делал со мной?

– Я ничего не собираюсь тебе рассказывать, – заявила я. Оказывается, он все еще способен здорово разозлить меня. – Я любила Уилла. И неважно, что он со мной сделал. Все равно это не идет ни в какое сравнение с тем, что сделал со мной ты. И если ты только для этого меня пригласил на обед, то я ухожу. Больше я этого терпеть не стану.

– А что твой Боб? – спросил он, делая официанту знак подать еще бокал вина. – Что твой муж?

– Я счастлива с Бобом, – сказала я. – Он любит меня, а это гораздо больше того, что я могла бы сказать о тебе или об Уилле.

И тогда он заплакал. Он положил голову на руки и заплакал, как ребенок. Любовь Боба не идет ни в какое сравнению с любовью его, Дика. Он всегда любил меня, oн всегда будет любить меня. Oн никогда не полюбит никого другого. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не соглашусь ли я уйти от Боба и убежать с ним, с Диком?

Как будто мы были любовниками, поссорились, а теперь он опять хочет все уладить.

Я отложила вилку.

– Я никогда никуда с тобой не поеду, – сказала я. – Я скорее вернулась бы к Уиллу, чем к тебе. И если ты не прекратишь, я сейчас же, сию минуту ухожу – вот через эту дверь.

– Нет, не уходи, Молли! – он потянулся через стол и положил руку на мои. Когда я отшатнулась, он убрал ее.

– Слушай, – сказал он, – я много раз пытался отыскать тебя. И если ты ко мне не вернешься, позволь мне, по крайней мере, дать тебе вот это. – И он вытащил чековую книжку и выписал чек на ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ БАКСОВ!

– Мне от тебя ничего не надо, – заявила я. – Мы с Бобом как-нибудь обойдемся, – и я вытерла рот салфеткой. Очень благопристойно.

– Это не мои деньги, – сказал он, протягивая мне чек. – Они твои по праву. Это деньги, полученные за сдачу в аренду дома в Итаке. Если ты дашь мне свой адрес, я попрошу моего адвоката написать тебе – ты будешь получать деньги каждый месяц.

– И никакой двойной игры? – не поверила я. – Я не хочу, чтобы ты пытался поддерживать со мной контакт. Я не хочу, чтобы ты умолял Боба или меня показать тебе пашу дочку.

– Никакой двойной игры, – заверил он и, опустив глаза, вытер их носовым платком.

Дневник, я была так взволнована. Я пошла прямо в банк. Деньги от сдачи в аренду нашего старого дома на улице Сенека! Сюда, наверное, вошла и рента, полученная от доктора Набокова и его жены. Я ведь так и не написала ему, не поблагодарила за его советы касательно бабочек.

Боб же нисколько не взволновался.

– А ты говорила, что не ладишь со своим отчимом, – заметил oн. – Мне кажется, он потрясающий парень.

– Да, – отвечала я, – он и есть потрясающий парень. Жаль только, что он понятия не имел, как надо растить дочь.

Боб сел рядом со мной на кушетку.

– Хочешь поговорить об этом? – спросил он. Я взяла его руку и положила на свой живот.

– Чувствуешь? Она толкается. Мне кажется, она станет танцовщицей.

Боб все понял и больше ни о чем не спрашивал. Мне надо было все ото записать именно сейчас. Прошлое не становится будущим.

Прошлое не становится будущим, но оно остается с нами.

У меня есть один секрет, которым я никогда ни с кем не делилась.

Я тоже видела Дика, когда училась на юриста. В Бостоне я чувствовала, что очень близка к Молли. В выходные дни я иногда ездила в Уоллсли и гуляла по улицам. И мне казалось, что я вижу ее идущей по улице под руку с Вив, с яростной решимостью жующей резинку и то и дело хохочущую над какой-нибудь шуткой. Я останавливалась у аптеки и видела ее сидящей у прилавка, попивающей молочный коктейль или бегущей по улице с Грегом в черно-белых ботинках.

Однажды, перед самым Днем благодарения, я отправилась в офис доктора Ричарда. Я купила его книгу и взяла ее с собой как предлог для визита.

Он оторвался от чтения, когда я вошла.

– Чем могу служить? – спросил он, снимая очки. Меня поразил его британский акцент, хотя я и знала, что он окончил школу за границей. Он и в самом деле походил на Алана Лэдда, но все равно был подонком, как говорила Молли.

Прежде я никогда не испытывала желания кого-нибудь убить. Но чем больше я смотрела на его руки, разглаживающие бумаги на столе, тем сильнее желала придушить его, но не раньше, чем оторву ему яйца. Эти руки уничтожили подругу моего детства.