Джеймс Хайнс - Царица Джунглей

Пол протянул чек, стараясь не встречаться с ясновидящей взглядом, и проводил до лестницы. Заглянув в гостиную, он увидел, что Элизабет лежит на полу и умоляет Шарлотту вылезти из-под дивана.

– Мамочка не сердится, – Элизабет чуть не плакала, – мамочка просто расстроена.

– Вы нам очень помогли, – сказал Пол, обращаясь к ясновидящей. – Думаю, вы раскрыли нашу маленькую тайну.

Андреа спускалась вниз по лестнице так же медленно, как и поднималась, с такой силой хватаясь за перила, что они чуть не прогибались от ее прикосновения. Пол шел за ясновидящей, и ему страшно хотелось завопить так, чтобы она оступилась от испуга, или даже просто толкнуть ее. Дойдя до входной двери, Андреа остановилась, повернулась на сто восемьдесят градусов, полностью закрыв собой дверной проем.

– Я совсем не уверена, что женщина, которая приходит и уходит, – ваша жена, – проговорила она. – Вполне возможно, что это кто-то еще. Чтобы знать наверняка, я должна провести с кошкой целый день.

– Да, у нас есть номер вашего телефона, – сказал Пол, чуть ли не выталкивая ее за дверь.

В гостиной Шарлотта все еще пряталась. Элизабет, донельзя расстроенная, сидела на диване.

– Мы потратили целых семьдесят пять долларов на то, чтобы выяснить, что кошка по тебе скучает, – сказал Пол, все еще продолжая дрожать.

– Откуда Андреа могло быть известно, что я не живу дома постоянно? – спросила Элизабет. – Я же ей не говорила. Откуда она могла знать?

– Посмотри на себя! – злобно воскликнул Пол. – Ты же вот-вот расплачешься. Часто ли ты плачешь о том, что я провожу здесь четыре дня в неделю в полном одиночестве?

Элизабет возразила:

– Пол, Шарлотта – животное. Мы не можем требовать от нее понимания нашей семейной ситуации и моей необходимости работать далеко от дома.

– Тебе прекрасно известно, что я думаю по этому поводу, – сказал он со вздохом.

– Ты совершенно неверно толкуешь мое поведение, Пол. Я абсолютно свободна во всех отношениях, в том числе и профессиональном. Ни с чьей стороны я не испытываю никакого давления.

В голосе Элизабет звучала давняя усталость от старых аргументов.

– Лиззи, ты звезда. – Пол старался говорить весомо. – Ты же их всех покорила на последней конференции Лингвистической ассоциации. Уолтер (имелся в виду заведующей ее кафедрой в Чикагском университете) сделает для тебя все, что пожелаешь.

Элизабет встала. Они смотрели друг другу в глаза поверх кофейного столика.

– Когда я получу постоянное место в университете, – сказала она, и в голосе ее чувствовалось напряжение, – я поговорю с Уолтером, сможет ли он предложить какую-нибудь работу и моему мужу.

Элизабет проследовала к двери, и когда Пол хотел было остановить ее, резко развернулась и провозгласила:

– В данный момент у меня нет ни малейшего желания беседовать на подобные темы.

Пол дождался, пока захлопнется дверь в ее спальню, а потом, рухнув в кресло, облегченно вздохнул: ему все-таки удалось повернуть дискуссию в безопасном направлении. Однако руки у него дрожали, и вся непродолжительная и оказавшаяся столь хрупкой радость мгновенно улетучилась, как только Шарлотта вылезла из-под дивана и вспрыгнула на кофейный столик. Она стояла, размахивая хвостом из стороны в сторону, и взирала на хозяина своими зелеными в черных обводах глазами. Пол весь напрягся, словно приготовившись защищаться.

– Что ты наделала! – прошептал он кошке.

На самом же деле Шарлотта (или та жирная идиотка, что выдавала себя за ясновидящую) чуть было не раскрыла главную тайну Пола – его роман со старшекурсницей с другого факультета. Момент для разоблачения был избран самый что ни на есть неподходящий. Элизабет и Пол окончили Средне-Западный университет в Хэмилтон-Гроувз в Миннесоте в один год и практически одновременно начали искать работу. Они поженились на последнем курсе, и Пол, делая предложение, много и весьма неосторожно распространялся на тот счет, как он поможет Элизабет сделать завидную академическую карьеру. Он обещал вести ее за собой вверх по лестнице самых престижных университетских должностей.

Но вот прошло несколько лет, и Пол в Айове завершает работу над никому не нужной диссертацией, а Элизабет вот-вот предложат постоянное место в университете. Теперь она может позволить себе капризным тоном рассуждать о том, что пока не знает, как поступит со своей работой в Чикаго. Нынешней осенью она стала привозить Полу страницы с объявлениями из воскресных чикагских газет, заранее обведя красным те из них, где предлагались места редакторов или авторов рекламы для прессы. Она ничего не говорила об упомянутых страницах, просто оставляла их на кофейном столике. Каждую неделю Пол, раздраженно скомкав их, швырял в корзину рядом с письменным столом. Компромисс, на который Элизабет пошла ради Пола, заключался в том, что она еженедельно курсировала между Чикаго и Блеф-Сити вместо того, чтобы заставить его самого переехать в Чикаго. По ее мнению, это было неразумной тратой денег и сил. Элизабет зарабатывала вдвое больше мужа, но столь болезненная тема, естественно, никогда не была предметом их семейных дискуссий. В Чикаго Элизабет снимала комнату в Гайд-Парке у одной из преподавательниц своего факультета, которую знала еще со времен аспирантуры. Ее знал и Пол, хотя никогда особого внимания на нее не обращал.