Сухбат Афлатуни - Поклонение волхвов. Книга 2

— Камнем по голове?..

— Да. Я внимательно просмотрел ваш гороскоп. Желтые звезды способны притягивать… Удар камнем, у вас был предначертан удар… Кто мог? Может, ваш садовник, Алибек. Да, скорее всего, он. Он стоит над вашим телом, кровь на сапогах. «Тьмы стало больше, хозяин…»

— За что ему было убивать меня?

— А за что потонул англичанин, прихватив в бездну целый пароход? За что цесаревич исходит кровью? За что сорок лет держат в идиотах бедного князя? За что меня вначале бросили в монастыре, потом пытались обменять (может, все-таки обменяли, а?), за что рос я в темной избе, где всей библиотеки было три книги? За что так ненавидит меня этот Казадупов? Впрочем, я ему приготовил еще один маленький киндер-штрейх [46] Детская проказа, проделка (нем.) . … — Кондратьич нервно зевнул, вытянул ноги. — Ни за что. Просто так. От скуки… — Поглядел на отца Кирилла. — Простите меня, отец…

— Бог простит.

— Бог… — Кондратьич пошевелил ногами. — Бог. Как вы думаете, они меня все-таки расстреляют?

Отец Кирилл приблизился к Кондратьичу. Стряхнул песок с его сутулой спины:

— Приступим.

Читается список прегрешений.

— Каюсь… Каюсь…

Серебряный крест опускается к губам. На кресте в последней агонии повисла черная фигура. Губы Кондратьича скривились.

— Не могу!

За дверью зашумели шаги.

Сухие губы прикоснулись к металлу. Запахло кровью и уксусом. Завеса в Храме разодралась пополам, храмовым ткачам придется долго штопать ее, почти два тысячелетия.

Они шли по крепости.

Впереди звенел голос Казадупова: «Вы за это ответите, вы слышите?»

Где-то прогремело, звякнули стекла.

«Что это?» «Узнать!»

Солдатик побежал в темноту, шлепая сапогами по пыли.

Отца Кирилла отвели в молельную.

Тело было свинцовым, ноги не подчинялись. Оставил крест, епитрахиль. Окамененное нечувствие. Опустился на скамейку, веки сами собою склеились.

…Декабрьское утро, колотежка в дверь. Деревца граната, надо бы пересадить, темно тут. Поверхность двери с застывшими потеками краски. Дверь бесшумно отворяется. Спокойный человек на пороге. Спокойно поднимает руку с камнем и движет в сторону головы отца Кирилла. Колокольный звон. «Приидите, поклонимся». Отец Кирилл, хлеща кровью, поворачивается, выбрасывая руки. Заляпанная ряса идет волною. «Предстательство страшное и непостыдное…» Распластанное тело на дорожке. «Хозяин, тьма вон настолько выросла!» Мутка наклоняется над ним, узкое платье мешает ей, она проводит по его слипшимся волосам.

— Ббчка, а бачка! — Солдат, татарин с добрым, поклеванным оспой лицом, тряс его. — Уходить вам надо, бачка! Капитан сказал уходить.

Отец Кирилл, в тумане, спустился во двор.

— Сюда, бачка! — Солдат тыкал рукой то в одну, то в другую сторону.

Под фонарем возникло перекошенное лицо Казадупова.

— Это саботаж! — Нижняя губа его прыгала. — Вы ответите за это!

— Вы забываетесь, — заслонил лицо затылок Аристарха Борисовича, прибывшего дирижировать казнью. — Пока вы в моем подчинении. А я не собираюсь рисковать мундиром из-за ваших капризов. Вы сами настояли на высшей мере, и я не понимаю, для чего теперь вы ломаете тут комедию. Он будет казнен вместе со всеми…

Отец Кирилл бросился к ним:

— Я как представитель… я прошу вас отменить эту казнь, всю казнь! Я прошу, я прошу проявить христианское…

— Э-это еще что? — повернулся к нему, тряхнув аксельбантами, Аристарх Борисович. — Почему посторонние?!

Казадупов, увидев отца Кирилла, замычал и замотал головою.

Рядом зацокало, и прямо под ухом фыркнула лошадь.

— Ваше благородие! Только оттуда, на Черняевской взорвалось, в подвале дома заброшенного… Думали, жертв нет, а потом…

— Что потом? Быстрее!

— Дети полезли, ваше благородие!

— Какие дети, что врешь!?

— Разные… И маленькие, и побольше… Хорошенькие все, как на выставке. Трупики есть, ну, которых взрывом. Из подвала какого-то лезли, наши сейчас там, из огня достают. Душегуб их, что ли, какой-то держал…

(«Но я слышу, понимаете, детские голоса… Вот сейчас…»)

Отец Кирилл глядел на лицо Казадупова. Оно было спокойным, почти мертвым. Потом дернулся рот, следователь засмеялся какой-то мелкой сыпью:

— Мои дети… Ангелы мои…

— Казадупов! — глядел на него отец Кирилл, но следователь все с тем же смешком бросился в темноту:

— Ангелы мои…

— Догнать! — прислушался Аристарх Борисович. — А это что за музыка?

— Приговоренных солдат выводят, ваше благородие.