Сухбат Афлатуни - Поклонение волхвов. Книга 2

— Подождем.

Официант предложил поднос с напитками. Великий князь взял себе «Apollinaris». Ego хотел вина, но из почтения тоже схватил «Apollinaris». Пил, не понимая, за что эту воду так превозносят.

Посреди поля, в приличном расстоянии, стояло огромное металлическое насекомое. Вокруг него расхаживал механик, делая вид, что что-то проверяет. Летчик Анатоль в продуманно непринужденной позе курил на траве.

Вдали, у края поля, стояло несколько сартов, из местных крестьян. Их пытались прогнать, они убегали и возвращались в удвоенном числе. Князь махнул рукой: пусть смотрят. Он любил производить эффект на туземцев.

Конечно, разумнее было устроить полет после Пасхи. Но князь как всегда торопился. Да и не стоило афишироваться: неизвестно, как в Мраморном поглядят на его новое hobby. Дорогой племянник, Alexandre, точно будет не рад: воздушный флот считает своей личной гордостью, «князь воздушный»…

Повернулся к Ego. Тот выливал остатки «Apollinaris» на траву, чтобы перейти к вину.

— Как вы думаете, Кошкин, а почему Сатана в Библии назван «князь воздушный»?

Ego сунул стакан в карман пиджака.

— Правда? В Библии? Надо освежить в памяти… Я думал, он больше связан с огнем. Пекло и все эти прелести… Лучше спросить отца Кирилла.

— Вы передавали ему приглашение?

— Приглашение? Отцу Кириллу? Разумеется. Болен. Извинялся. Просил передать, не сможет… Превосходное вино. Я, честно сказать, становлюсь патриотом местных вин. Первушин превосходит сам себя.

Огладил пиджак и упорхал к столу, пообщаться и закусить.

Князь вернулся к своим мыслям.

Скрывать полет тоже не следовало: все равно разнесут, начнутся комментарии. Поэтому все было устроено скромно, но с достоинством. От генерал-губернатора был его заместитель, Скарабеев, в кителе и с пирожком на вилке. От прессы взят Ego с условием расписать во все газеты по-деловому, без слюней. Закуски по случаю поста умеренные, вместо оркестра — трио духовых, чтобы не совсем уж без музыки. Ну и, разумеется, сливки общества — подкисшие малость, а где другие в Ташкенте взять? Жаль, отца Кирилла нет, поговорили бы о живописи. Попросил бы его окропить аэроплан, в Петербурге так делают.

Ego терся возле стола: прицеливался к тартинкам.

Подошла, играя длинной гвоздикой, мадам Левергер:

— И о чем вы там секретничали с князем?

— М-м… — дожевывал Ego. — О чем? Не поверите. Князь спрашивал меня о Библии.

— Как любопытно… И что же вы ему ответили?

— Подискутировали, знаете. Хотя это больше по части отца Кирилла.

При упоминании отца Кирилла Матильда Петровна перестала вертеть гвоздикой и прижала ее к груди:

— Да, у него были такие глубокие проповеди… Мы с Платоном Карловичем навещали его после того случая. Очень бледен, очень. Я хотела узнать его мнение относительно… — вздохнула, — …близкого конца света.

— Конца света? Скоро? Столько новостей; кажется, опять пропустил что-то любопытное. А на какое число, уже решено?

— Вы — атеист. О таких вещах с вами говорить нельзя. — Легонько шлепнула гвоздикой по оттопыренной щеке Ego, за которой размокала непрожеванная тартинка.

— Совершенно не атеист. В доказательство чего подставляю вам другую щеку.

Матильда Петровна удостоила его улыбкой.

По документам она называлась Марфой Петровной, но, сколько ее помнили — а помнили ее уже очень давно, — она всегда была Матильдой, всегда в одном и том же возрасте и с неизменной собачкой. Как выразился один раз Ego, в Матильде Петровне есть нечто от античной статуи, а именно — прекрасная древность; после чего Ego был на целый год отлучен от салона Левергеров и кусал локти.

Ego проглотил наконец тартинку:

— Так что там насчет конца света?

Князь допил «Apollinaris» и сделал знак рукой. Духовое трио заиграло «Туркестанский марш» Чайковского-младшего. Публика побросала свои стаканы, пирожки и выстроилась с биноклями.

В черном глазке бинокля нарисовался Анатоль в кабине, машущий рукою. Цвет перчатки тонко гармонировал с окраской машины.

Заурчал мотор.

Ватутин крутил ручку аппарата — для хроники.

— Пасха!.. — сообщала Матильда Петровна, перекрикивая аэроплан и музыку. — Пасха в этом году! Совпадает! С Благовещением! Такое! Почти раз в сто лет! От этого — конец света!

Левергерше поднесли ее собачку.

— Мими! Ну что ты! Мими! Твоя мамочка с тобой! — Повернулась к Кошкину. — Хотела не брать ее…

Но Кошкин уже стоял возле князя и что-то записывал в блокнот.

— Репортеришка! — Матильда поцеловала Мими и стала смотреть, как железная этажерка поползла по полю.