Сухбат Афлатуни - Поклонение волхвов. Книга 2

Оставалось еще одно. Алексей Карлович мог быть, скажем так, привлечен. Примагничен, говоря научно. Как примагничивал к себе Клинов. Впрочем (Казадупов откинулся на спинку), магнетизм, гипноз, передвигание предметов при помощи взгляда — все это, господа, хотя и доказано экспериментом, но больше отношения имеет к «лапше» и психологии… Казадупов перелистнул дальше.

Отец был взят под арест, несколько домов на подозрении осмотрены, следов не обнаружено. На этом обычно подобные дела и закрывались.

И вот тут дело всплывает в Императорской канцелярии.

Впрочем, известно, что государь Николай Павлович любил совать свой прямой римский нос во всякие мелочи. Деятельная была натура, кипучая, хотя кипение это отчего-то наводило на всех сон, вроде того, который сейчас объял казадуповского соседа слева, — кажется, подлец и вправду спит. Итак, шла справка, что дело представлено через Третье отделение государю, а затем — монаршая резолюция: Алексея Карловича доставить на личную аудиенцию.

Казадупов присвистнул. Один из чиновников повернулся на свист и изобразил на лице общественное порицание. Остальные, в их числе спавший, не шелохнулись.

Итак, 25 февраля 1850 года Алексей Карлович был доставлен во дворец. Произошла краткая беседа без посторонних. Следующим в деле шел высочайший приказ. Алексея Маринелли признать виновным, лишить всех чинов и званий, а также признать недействительным его брак с Варварой Петровной Триярской. Отрока Льва Маринелли считать рожденным от других родителей и без вести пропавшим. Самого Маринелли А.К. отослать в Оренбург под именем Алексея Карлова для определения на службу. Ниже приписка: «Учитывая чистосердечное раскаяние, а также непротивление решению касательно брака, дворянское достоинство сохранить и зачислить в какую-нибудь комиссию с правом совещательного голоса. Приказ не разглашать».

«Это что? Это что за формула?» — думал Казадупов ночью в теткином доме под глоток холодного чая. Многие действия государя Николая Павловича отличались фантастичностью, но чтоб вот эдак… Казадупов брал кусочек сахара и чувствовал какую-то электрическую усталость.

Первый раз он ощутил ее еще в архиве, когда дочитал дело до финала. Листок ин-кварто сообщал о чудесном обнаружении в ночь пред Рождеством 1852 года пожилою четой Триярских своего исчезнувшего сына (так!) Льва. Отрок найден спящим возле елки, на той самой кушетке, с которой три года назад был выкраден злоумышленниками (так!). Всеобщая радость, объятия, носовые платки.

Казадупов сжал виски. Слизнув остатки сахара, положил сделать две вещи.

Первое. Встретиться с архитектором Триярским.

Второе. Разузнать о судьбе несчастного Карлова-Маринелли.

Первый замысел не удался. Архитектор долго уклонялся, оправдываясь занятостью на строительстве какой-то церкви. А потом — в ясный майский день — сорвался со строительных лесов. Казадупов посетил место происшествия. Возводимая церковь имела странный вид. Казадупов обошел строительство. На нем никого не было; откуда-то с лесов на фуражку насыпало кирпичной пыли. Столкнулся со сторожем. Спросил его о мертвом архитекторе. «Темная, научная душа», — шептал сторож и крестился. «Лапша», — пробормотал Казадупов. «А?» «Мадам Дюбуша!..» — Казадупов раздраженно зашагал прочь.

Но вскоре это дело померкло перед другим, которое ему поручили. Кто поручил? Ну, право, так прямо и скажи! Подсказка: «На золотом крыльце сидели: царь, царевич…» Царь. Царевич. Неужели неясно?

«От председателя Отдела воздушного флота Великаго Князя Александра Михайловича.

Воздушный флот России должен быть сильнее воздушных флотов наших соседей. Это следует помнить всем, кому дорога военная мощь нашей родины.

Франция, Италия и наши соседи, придя к заключению, что самолеты необходимы армии как разведчики и как орудие поражения неприятеля сверху, не жалеют государственных средств на создание воздушнаго флота. Одновременно в этих странах собираются для этой цели крупные суммы путем частных пожертвований: в Германии для сбора пожертвований образован воздухоплавательный комитет под председательством брата Императора».

Великий князь Николай Константинович сидел в плетеном кресле. Рядом допивали и дожевывали гости — стол с закуской белел неподалеку. Вокруг простиралось поле, покрытое травой.

— Не пора ли? — осведомился Кошкин-Ego, отряхивая пиджачок.

Великий князь взял с колен бинокль и посмотрел сквозь него на физиономию Ego. Физиономия перестала жевать.