Владимир Дружинин - Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Недавно горняки обнаружили рудник времен тревиров, давно забытый. Это было событием не только для археологов. Нет, — новость облетела всю страну, газеты писали о продолжении бессмертной национальной традиции.

Наравне с древней готикой и руинами замков оберегаются старинные доменные печи, топившиеся древесным углем, орудия и штольни пионеров рудного дела.

Литейный завод, возникший полвека с небольшим назад, на памяти отцов, еще не утратил обаяния новизны. Нигде в Западной Европе он не пользуется таким вниманием художников, как в Люксембурге. Зрелище плавки или проката привлекает даже сюрреалистов. О стали сложены песни. В литературном альманахе поэтесса Генриетта Тейсен, влюбленная в свой край, говорит о первооткрывателях металла.

Да, по производству стали на душу населения малыш держит мировой рекорд. Но интересны не только относительные цифры. Люксембург выплавляет стали намного больше, чем все три страны Скандинавии. По выпуску чугуна он тоже обогнал их, а также Италию и Австрию.

И однако Люксембург не сделался страной-городом, как его соседка Бельгия. Сталь не смяла ни розы, ни виноградники. Завод здесь — лишь деталь пейзажа. Он не очень изменил облик Великого герцогства. От заводов бегут рельсовые, шоссейные пути, а еще больше проселков и тропинок, ведущих в заросли, где щебечут птицы, поет ручей.

Люксембург не знает заводов-гигантов. Его рудные богатства рассеяны в недрах, широко разветвлены. Почти вся южная половина страны испещрена небольшими рудниками, небольшими заводами. Эш — столица бассейна, но об этом не догадаешься, пока не увидишь трубы, домны.

Улицы тихи, малолюдны. По вечерам на главной улице в немногочисленных кафе пьют пиво, листают газеты. К сенсациям из Парижа и Голливуда — к похождениям гангстеров и красавиц экрана — житель стальной метрополии равнодушен, зато известия политические он штудирует досконально и тут же негромко обсуждает их с товарищами.

За стенкой щелкают деревянные шары — там кегельбан, такой же, как в любом городке, в любом селении.

Эш притянул не только парней из окрестных селений. Он стал обетованным городом для многих бедняков за рубежом. Каждый четвертый житель Эша — итальянец. Одни пришельцы только и думают, как бы накопить денег и махнуть обратно, другие — и таких большинство — прижились тут. Предел их мечтаний — поехать в Италию хотя бы на две недели отпуска, отогреться, поплавать в теплом море.

Увы, и это не так-то просто!..

Фасады Эша излучают благополучие. От прежнего селения сохранились старые фермерские дома: широченная арка ворот, прищуренные оконца, похожие на амбразуры. Втиснутые в ряд городских доходных домов, эти ветераны усиливают ощущение добротности, простого, но сытого уюта. Выделяются большие новые здания лицеев — мужского и женского. Из отчета муниципалитета видно, что среди молодежи, получающей там среднее образование, до сорока процентов — дети рабочих. Вероятно, и эта цифра — рекорд в Западной Европе.

В Эше есть театр, хоть и без постоянной труппы. Музей Сопротивления фашистам, отличный стадион. На большом пространстве раскинуты детские площадки для игр и спорта. В обширном городском лесопарке устроен зверинец, отведены места для туристов с палатками.

Верно, не напрасно сверкают витрины туристских контор, готовых снарядить вас куда угодно — хоть на пляжи Бразилии.

В контору входит молодая итальянка. Она поднимается на цыпочки, чтобы лучше разглядеть плакат.

— Мадонна миа! — восклицает она. — Ах, синьор, это же моя Перуджа.

Бразилия ей, конечно, ни к чему. Только Перуджа! До чего же хочется побывать на родине! Клерк раскладывает перед девушкой расписания, прейскуранты.

— Санта Мария! Нет, это дорого!

Порывистая южанка не может сдержаться, она высказывается несколько громче, чем принято здесь. Лысый клерк, невозмутимый хранитель ключей от всех стран мира, смотрит на итальянку неодобрительно.

Она вздыхает, комкает платок…

Вот так и случилось, что первый в Люксембурге разговор о житье-бытье завязался у меня с Франческой, уроженкой Перуджи.

— Вы понимаете, синьор, я тут третий год уже, и совсем одна. Вы скажете — вот смелая, поехала на свой риск за границу! А что было делать сироте? О, я бы ни за что не променяла нашу Перуджу на этот холод. И потом — здесь же как в монастыре… Но что мне оставалось? Заработки у нас плохие, а тут… Тут, синьор, трубят во все трубы! Послушаешь — прямо-таки рай в Люксембурге! Ну, я устроилась в отеле горничной. Платят три тысячи франков в месяц, вот и весь рай…