— Пойми, Володь, со здоровьем нужно что-то делать. Вот помрешь, не приведи Бог, через год-другой, а сколько еще мог бы хорошего сделать, в скольких фильмах сняться, сколько песен сочинить…
— А Пушкин до сорока не дожил, Лермонтов до тридцати! Есенин умер молодым, Маяковский… Но это же не помешало им стать гениями! Нет, старик, не подумай, что я сейчас себя причисляю к сонму гениев, но мне кажется, что к своим тридцати восьми я тоже сделал немало.
'О, батенька, куда вас понесло… От скромности вы не умрете, а умрете от острой сердечной недостаточности. А все равно жалко человека, сгорает без остатка, совсем себя не щадит'.
— По-хорошему, уехать тебе хотя бы на годок в какую-нибудь глухую сибирскую деревню, очистить организм от всей этой дряни. И чтобы ближайший магазин находился в трех днях ходьбы на лыжах.
— Знаешь, меня тоже как-то посещала такая мысль. Был бы один — давно бы уехал, нет, честно, вот бросил бы все к чертям и уехал. Может, даже на Курилы, был как-то в тех местах, красота, я тебе скажу, неописуемая, первобытная какая-то.
Взгляд его заволокло дымкой воспоминаний, но спустя пару секунд Высоцкий встряхнулся и продолжил:
— Не могу я без Маринки. Вот что хочешь со мной делай, режь меня, топи, живьем сжигай — не могу! А она в глушь не поедет. Точно знаю, не поедет.
Да уж, страшная сила — любовь. По себе знаю. Теперь знаю, а то, что было в прошлой жизни — казалось каким-то сном, не имеющем отношения ко мне сегодняшнему. Я вздохнул и тоже махнул стопку.
— На, держи, тебе. Экспромт, как говорится.
Высоцкий протянул мне салфетку, на которой ручкой было написано небольшое стихотворение:
Гляжу я волком на мир вокруг
Кто был мне другом — врагом стал вдруг
Кто улыбался — оскалил пасть
Среди подобных легко пропасть
Но я не струшу, не убегу
Зубами в глотку вцеплюсь врагу…
Смеяться буду, и мясо рвать
И вам так просто меня не взять.
— Мда-а-а, — протянул я, — оптимистично. Что, обложили со всех сторон?
— Да как тебе сказать… Обрыдло все, понимаешь, обрыдло. В театр захожу, здороваюсь — в ответ тишина, словно нет меня. Севка, Леня Филатов, да тот же Золотухин поздороваются. А остальные… Завидуют что ли? Как будто я у них украл что-то. А те, что рядом крутятся… За редким исключением обычные паразиты. Валера, думаешь, из чистого энтузиазма со мной мотается, концерты организовывает? Думаешь, откуда у него в прошлом году квартира и машина появились? Да ну и хрен с ним, с Янкловичем, давай лучше выпьем. Давай, за ваш замечательный город и прекрасных пензенских женщин… Кстати, как их правильно называть, пензючки?
— Пензячки. А в мужском роде — пензяк. Хотя наш второй секретарь обкома, который, кстати, помог организовать твои концерты, предлагает говорить не пензяки, а пензенцы. Но исстари мы пензяки и пензячки.
В этот момент вернулись Янклович и Кацман. Судя по довольным физиономиям, дележка удовлетворила обоих.
— Так, ребята, у нас поезд через полтора часа, — заметил Валерий Павлович, глянув на часы. — Я так думаю, пора уже потихоньку выдвигаться к вокзалу. Давайте, еще по одной на посошок- и по коням.
Он хлопнул рюмку коньяку, закусив его тонкой долькой лимона, и скривился:
— Ух, продрало!..
Водитель, который, словно предчувствуя наше появление, как раз прогревал двигатель, выскочил из машины и открыл двери, помогая гостям и начальству усаживаться в салон. Через полчаса мы были на Пензе-I. Посадка на 'Суру' как раз начиналась, и мы с Кацманом помогли Высоцкому и Янкловичу расположиться в СВ. Сердечно попрощались с бардом и его администратором, и вместе с директором филармонии мы вернулись к поджидавшей нас 'Волге'.
— Вас куда подвезти, Сергей Андреич?
Я назвал адрес, выяснилось, что и Кацман живет неподалеку, и мы тронулись. На сердце было тошно, я понимал, что в жизни одного человека ничего не изменю, как ни пытайся. Не выкрадывать же мне его, в конце концов! От судьбы не убежишь — гласит народная мудрость. Что ж, значит, так тому и быть.
Блин, погано-то как, как же муторно на душе. На хрена я вообще поперся со Слободкиным к этой Нике. Не познакомься с Высоцким — и не парился бы сейчас по поводу проваленной операции 'Спасти Владимира Семеновича!' Или все-таки еще не проваленной? Вроде на наркоту человек пока не подсел, шансы-то есть. Только сам он не особо хочет, похоже, разрывать этот замкнутый круг. Фаталист, мать его…
Я сидел на заднем сиденье и смотрел в окно, на проплывающие мимо в желтом свете фонарей заснеженные улицы города. А холодные пальцы в кармане пальто сжимали салфетку с нацарапанным на ней стихотворением.
Читать дальше