Умберто Эко - Нулевой номер

— «Лига порядочных», — улыбаясь, сказала Майя. — Вот название на ура. Так назывался роман Джованни Моска, написанный до войны: «Лига порядочных». Он неплохо читается и сегодня. В романе рассказывается о священном союзе порядочных людей, которым приходилось внедряться в разные объединения непорядочных, выводить тех на чистую воду, а в самых удачных случаях — перевоспитывать в порядочных. Чтобы непорядочные признавали их за своих, порядочным приходилось порядочно безобразничать. Это завязка, а дальше — вы, конечно, догадались — «Лига порядочных» превратилась в лигу совершеннейших безобразников.

— Беллетристика, радость моя, — ощерился Симеи. — Этого вашего Моску, естественно, никто не помнит. Вы слишком много читаете. Ну ясно, идея вам, мадам, не по вкусу, пускай другой займется. Колонна, к завтрему чтобы был серьезный материал, редакционное размышление, сильное, крепкое. И достойное.

— Ну что сказать, — ответил я. — Призывы к честности всегда повышают тиражность прессы.

— Призыв о «Лиге порядочных безобразников», — хохотнул Браггадоччо, не спуская глаз с Майи.

Совершенно явно эти двое ни в коей мере не были созданы друг для друга. Мне все противней и противней становилось видеть, как изнывает в плену у Симеи моя милая, начитанная, тоненькая Майя. Но я пока что не имел возможности освободить ее… Проблема Майи становилась моей навязчивой идеей (да, я ведь думал то же, что и она), и постепенно я проникался примерно таким же отвращением к нашей редакции.

Когда в перерыв мы уселись в соседней бутербродной, я сказал ей:

— А хочешь, пошлем все к дьяволу, пойдем куда следует и донесем на этих махинаторов, на Симеи с его командой?

— А куда следует? — отозвалась Майя. — Прежде всего, не следует, чтобы ты потерял все из-за меня. Кроме того, непонятно, куда идти. Кому рассказывать о махинациях, если все газеты, ну или почти все газеты в стране делаются по этому рецепту? И покрывают махинации друг друга.

— Ну, только ты уж, пожалуйста, не превращайся в Браггадоччо, он видит заговоры повсюду… Извини, извини, не сердись, я напряжен, потому что, — не было ясно, как закончить эту фразу, — ну потому что я тебя как-то вот… полюбил.

— Ты в первый раз мне это говоришь.

— Зачем говорить, балда, если мы обмениваемся мыслями.

Между тем все было чистой правдой. Как-то вот полюбил. Лет тридцать я никому не говорил ничего подобного.

Был май, я был с Майей, впервые за тридцать лет я прямо чувствовал, что весна овладела мной до мозга костей.

А причем тут мозг костей?

Ох. Да ведь вечером именно того дня, прекрасно помню, Браггадоччо мне назначил встречу возле старого Университета перед церковью Святого Бернардино на Костях. Это на улочке, отвиливающей от площади Санто-Стефано.

— Хорошая церковь, — приговаривал Браггадоччо, таща меня туда. — Средневековая. Но одряхлела, горела и вообще развалилась, так что ее наново перестроили в восемнадцатом веке. Ее построили, чтобы было где погребать кости с того чумного кладбища, которое тут очень близко, очень близко.

Ну чего от него еще было ждать. Покончив со смакованием трупа дуче, который выкапывать уже не было возможности из мраморного фамильного саркофага, Браггадоччо пошел себе искать новую покойницкую.

И действительно, вот подземный ход, вот и оссуарий. В помещении никого не было, только старушечка на скамейке молилась, обхватив голову руками. Другие головы, уже совсем оголенные, глядели из-за сеток по всем стенам, от колонны к колонне, от пилястра к пилястру, забивая все ниши. Этот зал состоял из сплошных костей. Бедренные кости были вдавлены в кучи черепов, образуя беловидные кресты, а вокруг красовалась мозаика — позвонки, коленные чашечки, ключицы, лопатки и копчики, грудинные и загрудинные кости, плюсны, стопы, ладьевидные, полулунные, гороховидные, пястные, таранные… Все было выстроено из разобранных скелетов под сводом, украшенным росписями в духе Тьеполо, нежными и светлыми, со счастливыми розоватыми тучами из заварного крема, облекавшими сонмы ангелов и спасенных душ. Горизонтальная гирлянда над старыми забитыми дверями была образована черепами, тесно составленными друг с другом. Так белеют тесно составленные фарфоровые банки на стеллажах аптек. А в полный человеческий рост за просторной металлической сеткой — суй, если хочешь, пальцы — кости и черепа были уже отшлифованы, отлакированы миллионами прикосновений. Гладили их верующие, гладили и некрофилы. Заласкивали до дыр, как ногу статуи святого Петра в Риме. Черепов было не меньше тысячи, мелким костям просто не могло быть счета. На пилястрах монограммы Христа были выложены бедренными и берцовыми. Веселые Роджеры с острова Тортуга.