Леонид Гиршович - Суббота навсегда

— И ты его сам видел?

— Да, Справедливость. Шустрый хлопец, и как он только в своих одежках не запутался.

Альгуасил да Сильва выглядел обескураженно.

— Гм, Лопец-хлопец… не предполагал я, признаться…

Лопе с удивлением взглянул на хустисию: чего он не предполагал?

— …за вашей кралей такого геройства. Придется к ордену представить — женских, поди, не бывает орденов… Разрази меня малага — ничего ни с чем не сходится.

Когда шествие поклонников и поклонниц детективного жанра достигло Яковлевой Ноги, загородив движение по ней, из осажденной венты навстречу альгуасилу вышел Севильянец. В мнимо-смиренном поклоне, с каким вручают ключи от города, он принялся горько сетовать на злую долю. В сущности, это нормально для простого человека, когда приходится иметь дело с полицейскими.

— Ах, хустисия! Ах, высокочтимый дон Педро! Что будет со мною! Второй удавленник за день — это конец. Иов Многострадальный! Как он, буду нищ и гол. Никто больше не остановицца у Севильянца. Раззор… Пресвятая Дева Лоретская…

— Молчи, шут. Если что тебя и погубит, то твоя фальшивая рожа.

— Справедливость, я с такой родился. Клянусь…

Но альгуасил, подъяв длань, что сжимала хустисию, мгновенно унял этот поток крокодиловых слез.

— Знаешь, Хулио, — обратился он к отцу, — чем этот фальшивый севильянец… («Да это же моя фамилия, что я могу поделать!» — вскричал в смятении трактирщик) …чем этот фальшивый Севильянец отличается от этой личности? — И альгуасил коснулся хустисией собственной груди.

Сказать в ответ «не знаю»? Не знаю, дескать, чем вы, дон Педро, отличаетесь от выжиги-трактирщика — на такое отец не отважился.

— Многим…

— Нет, не многим. Тем лишь, что я его вижу насквозь, а он не знает даже, что и подумать обо мне. Слушай, Севильянец, я дам тебе великолепный совет. В чем секрет успеха и таинство великих свершений? В умении, сидя в г…, сладостно чирикать. И чем тебе, парень, …ёвей, тем большего ты можешь достичь. «Истинно тебе говорю, ныне же будешь со мною в раю» — вот это я понимаю, из такого г… сделать конфету. И какую! Сколько жрут — наесться не могут.

Помолчав.

— В карете у меня еще один убитый.

У трактирщика задергалось око.

— Не до смерти, не до смерти. Он более страдает душою, нежели телом, поскольку воображает о своей ране невесть что. Как иной выпускник Саламанки — о своих знаниях. На поверку ни то, ни другое яйца выеденного не стоит. Поэтому пусть твоя дочь с ним посидит. Красота врачует душу.

— Будет выполнено, ваша Справедливость. Гуля сегодня, правда, не совсем в виде, ее оцарапал этот малявка чертов… Хочу надеяцца, Лопе обо всем рассказал хустисии.

— Надеяцца нас учит Спаситель, у тебя желания благочестивы.

— Малышка моя была молодцом, кто б мог подумать…

— Это ты правильно сказал, сеньор Севильянец — кто б мог подумать.

Констанции не пришлось повторять дважды, что раненый кабальеро нуждается в уходе. Она немедленно заняла место, с которым две прежние дамы милосердия расстались, вероятней всего, без особой охоты. Алонсо как-никак не Эдмондо: тонок станом, бел лицом — уж точно не продавец селедок в маслянистом рассоле. Истинный раненый кабальеро.

Констансика тоже была тонка станом, и бледность тоже покрывала ее прелестное личико — наряду с парой царапин, которые ее несколько портили, хотя согласиться с ее папенькой, что она «не совсем в виде», было бы чудовищной несправедливостью по отношению к этой благочестивой юной особе. К тому же еще никогда взгляд «высокородной судомойки» не был так ясен. Он проникал в самую душу, забирал до печенок того, кто встречался с нею глазами — обыкновенно она держала их опущенными, и потому счастливцев, подвергшихся такому глубокому зондированию, без преувеличения можно сказать, кот наплакал.

Но что не позволено здоровому bovis’у, то позволено больному jovis’у. Белая шейка (Барбос прав: белизною посрамившая бы брюссельские кружева) была повернута так, что лицо девушки всегда обращено было к Алонсо, и взгляды обоих слились, как потоки вешних вод на склонах гор жаждущей Валенсии.

Но мысль ревнивая, что Эдмондо трахнул сам себя под этим одухотворенным взором Мадонны, терзала. «Одухотворенным же — не поощряющим», — агитировала любовь в свою пользу. Ах!.. Сомнение — одно из имен нечистой силы, и оно отразилось на лице Алонсо. Его губы искривились в мучительном стоне. На лицах сынов человеческих рот суть низ и прибежище сатаны — это корчился дьявол…