— Вы с ума сошли! Это кебабы! Вы бы сейчас фетву нарушили! Вы не знаете, что правой стороне во всем предпочтение — если кто правой рукой несет молочное…
— Или даже повесил ослу на правый бок, — сказал мужчина.
— …то слева уже мясного держать нельзя. Левое всегда подчиняется правому, а мясо молоку не может подчиняться.
— И только когда разуваются, то сперва снимают левый чувяк, — сказал мужчина.
— Да, потому что этим тоже почитается правая сторона. Левая нога вперед обнажилась из почтения. Поэтому и вставать надо всегда с левой ноги.
Бельмонте растерялся. Хотя он и положил за правило ничему не удивляться, на сей раз он все же растерялся.
— Тогда я поменяю руку?
— Нельзя, — сказал мужчина — так многозначительно, словно читал наше « прим.к первой части № 202».
— Но он может, если хочет, взять в левую руку пилав с курагой и изюмом.
— Может. Фрукты молоку подчиняются. Растительное всегда подчиняется животному. Рис тоже подчиняется молоку, — и мужчина просветил Бельмонте на этот счет: — Дело в том, что животное, корова, скажем, может сжевать растение, а растению корову не съесть, — он засмеялся.
Фруктовым пилавом у женщины был наложен полный подгузник — такой род торбы, крепившийся сзади, у основания спины. Видно, она испытала сильное облегчение, когда Бельмонте снял его, теплый еще, и понес, намотав на руку ремешок — на левую руку, в чем поспешил удостовериться мужчина.
— Вы новичок? Когда вы прибыли в Басру?
Бельмонте сказал, что, может быть, час назад. Тогда оба, и мужчина и женщина, выразили свой восторг: им повстречался человек, ну прямо вот только что сошедший с трапа корабля, это ж надо же. Теперь они просто считали своим долгом, кажется, приятнейшим долгом, дать ему 613 полезных советов, слушая которые Бельмонте трудно было, конечно, отмести мысль о дурдоме. Говорившие то и дело сами себя перебивали: дескать, когда мы были христианами, очи наши застилала тьма, но сейчас, хвала Аллаху, нас в истинной вере наставляет один святой человек, мулла Наср эт-Дин…
— И он нам очень помог с устройством на новом месте, — сказала женщина. — Мы сами с Малаги, а вы, извиняюсь, откуда будете?
— Я родился в Толедо.
— Красивый город. А мы приехали сюда с малым. Ни языка, понимаете, ни работы. Но слава Богу…
— Аллаху, — уточнил мужчина. — Мы в Испании были крещены не потому, что все наши крестились. Мы искали. Моя жена, знаете, какая была ноцрия? Ой-е-ей!
— Ну, чего сейчас-то вспоминать. Это большое счастье, что мы здесь хороших людей встретили и они нам все объяснили, — и в ее понимании та же роль отводилась им по отношению к Бельмонте. — Сейчас много прибывает, и с Андалузии, и вот как вы, из Кастилии. Ничего, всем места хватит. Главное — это жить на родине, в мусульманской вере детей растить. Вы без семьи? — Бельмонте покачал головой. — Ничего, подыщут вам невесту. Они у нас такие красавицы, каких в мире нет. Одна только взглянет — как молнией ударит, другая — полная луна, третья — так это просто с неба звездочка упала, у четвертой со рта сотовый мед капает. Будете хорошо зарабатывать — на всех четырех и женитесь.
Они пришли.
— Нет уж, мы вас никуда не отпустим, эту пятницу вы у нас. Аллах благословляет сад цветами, а дом гостями.
«Констанция, как кто ты — как нереида с паутинкой пепельно-русых волос на глазах от прибрежного ветра? Ты касаешься кромки влажного с ночи песка своей узкой стопою владычицы. Я никогда не видел тебя, но за европейскую музыку твоего взгляда, не колеблясь, отдам жизнь. „Любимая!“ — змеиный извив стана в этом, земное счастье обладания. Слишком земное. „Возлюбленная!“ — как хрупко… Констанция, любимая и возлюбленная, услышь своего Бельмонте!»
Это уже была почти ария.
(О, как горько, о, как пылко сердце в грудь мою стучит,
Но слеза того свиданья за разлуку наградит.)
«Но какой мостик, — размышлял понтифик св. Констанции, — связывает мою святую, или небесную Констанцию Вебер, рожденную из света Моцартова дня, и эту убогую чету? Что они — те же дон Бартоло с Марцелиной, только в контексте вонючей Басры? Тысячу раз прав сказавший, что человек это способ превращения горшков с мясом в горшки с нечистотами. Вот наглядная иллюстрация».
— Я с превеликой охотой принимаю приглашение благочестивых мусульман разделить с ними священные радости пятницы.
— Сразу видно настоящего толедано, — сказала жена мужу.
У них умеренно пахло жильем, но едва они разулись — «нашего полку прибыло». Бельмонте тоже снимал сперва левый ботфорт, потом правый. Весь провиант сложили перед дверью.
Читать дальше