Филипп Ванденберг - Гладиатор

Несколько мгновений они продолжали лежать в объятиях друг друга.

– Ты ненавидишь своего мужа? – спросил внезапно Вителлий.

– У меня нет к нему ненависти, – ответила Антония, – но и любви тоже нет. Мне кажется, что императорская казна ему намного ближе и дороже, чем собственная жена. У меня нет доказательств, но думаю, что потребности свои он удовлетворяет с какой-то другой женщиной. Во всяком случае, ничего иного я представить не могу.

– Вряд ли это так! – сказал Вителлий. – Моя жена Тертулла так уж создана, что ее совершенно не интересуют радости, которые дает нам Венера. Она просто не в состоянии увлечься мужчиной. Для меня это, правда, слабое утешение.

– Для тебя, мужчины, все намного проще. Мужчина отправляется в лупанарий, заводит себе тайную любовницу, купив для нее где-нибудь уютное гнездышко, или, если ему совсем уж невмочь, разводится с женой. Женщина же должна ждать, пока муж решит расстаться с ней, и если она вступила в брак, не имея собственного состояния, то ей не остается ничего иного, кроме как броситься в объятия какого-нибудь другого мужчины.

– Ты хочешь развестись с мужем?

Антония промолчала.

– Не лучше ли было бы открыто сказать твоему мужу о наших отношениях? – спросил Вителлий. – Все-таки он претор.

Антония отрицательно покачала головой. В конце концов, у них достаточно возможностей для того, чтобы сохранять эту связь в тайне.

– Или твоя профессия не оставляет тебе времени встречаться со мной чаще, чем раз в месяц?

– Не говори о делах, – попросил Вителлий. – Клянусь Меркурием, для разговора есть и более приятные темы! Ты попала в самую точку, сказав, что я не создан для той роли, которую мне приходится играть. Ты права. Мне приходится заниматься тем, к чему у меня не лежит душа и нет призвания.

– Я многое знаю о твоих делах, – сказала Антония пораженному ее словами Вителлию. – Домиций, мой муж, часто говорит о денежных сделках, нередко упоминая при этом и твое имя. Домиций, между прочим, принадлежит к числу твоих почитателей. Он восхищается тем, как ты превратился из гладиатора в банкира, хотя вообще-то его интересуют только цифры. Последнее время он много говорит о конкурсе на финансирование постройки торгового флота.

Антония начала одеваться.

– И каковы же мои шансы?

Вителлий немедленно стряхнул с себя воспоминания о волнующей любовной игре с этой женщиной. Теперь он вновь был прежде всего банкиром.

– Я уже не помню, в чем именно состоят твои предложения, – сказала Антония. – Какие ты поставил условия?

– Я предложил сто миллионов сестерциев под девять процентов с начинающимся через пять лет ежегодным погашением пяти процентов основного долга.

– Верно, теперь я вспомнила. Твои основные конкуренты – группа банкиров, предложившая примерно те же самые условия. Теперь все зависит от того, кому удастся подкупить высших чиновников и советников императора…

– Если Домиций узнает о нашей связи, все пропало. Об этой сделке мне можно будет забыть!

– Он ничего не узнает. Кроме того, он ведь получает от тебя приличные деньги. Сколько, собственно говоря, ты ему платишь?

– Каждый высший чиновник – двадцать квесторов, шестнадцать преторов и оба консула – получает от меня по тысяче сестерциев в месяц. С недавних пор я плачу по пятьсот сестерциев даже четырем эдилам – не потому, что это такие уж важные особы, но в их обязанности входит присмотр за дорогами, термами и борделями, а это порой может оказаться полезным. К тому же многим из них случается со временем занять и более высокую должность. Но мы ведь не хотели говорить о делах…

– Верно, поговорим лучше о нас, – сказала Антония. – Когда я вновь увижу тебя?

– Если хочешь, в ближайшие календы, в это же время и на этом же месте! – с жаром ответил Вителлий.

Едва успев подойти к своей вилле, Вителлий услышал жалобные крики какой-то девушки.

– Что происходит? – спросил он у раба, приветствовавшего его у входа.

– Госпожа велела выпороть девушку-иудейку, – ответил раб, показав рукой в сторону перистиля.

Разгневавшись, Вителлий поспешил во внутренний двор, где Тертулла с явным удовольствием наблюдала за сценой жестокого наказания. Раб хлестал розгами по обнаженным ягодицам девушки, со связанными руками лежащей на скамье. Другие рабы, стоявшие вокруг, вынуждены были быть свидетелями наказания.

– Прекратить! – еще издали крикнул Вителлий.

Рабы испуганно уставились на неожиданно появившегося господина, затем взгляды их обратились к Тертулле. Похоже было, что назревает супружеская ссора.