Ян Гийу - Зло

«Ползи! Разве ты не слышишь, что должен ползти!»

Эрик приблизился медленно, сознательно медленно, к стоящему на коленях, сопящему, шокированному противнику (что, чёрт возьми, придётся изобретать, если у парня не хватит ума уползти из квадрата?). Он подошёл ещё на шаг, увидя боковым зрением, что толстяк уже поднимается. Сейчас следовало спешить.

«Ползи! Последний раз говорю, ползи или я сломаю руку и тебе тоже!»

И тот, действительно, сполз на землю перед квадратом. Он лежал и плакал, потому что шок начал проходить. Плакал и от унижения, и потому, конечно, что одним махом лишился зубов и получил перелом носа. Одноклассники подошли к нему, подняли и повели куда-то.

Эрик медленно повернулся к его товарищу и сунул руки в карманы, одновременно изучая последствия своих действий. Пока видимым результатом оставался только синяк (не мог же он судить о промежности). Но парень выглядел настолько напуганным, так дрожал, что следовало, пожалуй, поискать решение попроще.

«Ага, — сказал Эрик чуть ли не ласково. — Вот и пришла твоя очередь. Помнишь? Мы толковали о том, чтобы сломать левую руку в локтевом суставе. Не так ли?»

Он подождал несколько долгих секунд, прежде чем продолжить. Их разделяло примерно три метра — хорошая дистанция для антракта.

«Ответь сейчас, разве не об этом мы говорили? Левую руку, потому что ты ведь правша?»

Ужас в глазах экзекутора вознесся на новую высоту, а его взгляд метался от Эрика в сторону четырёхклассников и членов совета. Эрик беспощадно взирал на жертву, надеясь на хоть чье-нибудь вмешательство. Но никто из членов совета пока не трогался с места. Неужели они были настолько жестоки, что хотели увидеть это? Словно римляне в Колизее, голосующие за смерть гладиатора.

«Отвечай сейчас: ты правша? Поднимись-ка нормально. Ну!»

«Да-а…» — ответил парень надтреснутым голосом.

Всё шло замечательно.

«Это причинит боль, такую боль, что ты даже представить себе не можешь. Ты будешь визжать как свинья, вся школа услышит и подумает, что у нас здесь убивают свинью. Ты, пожалуй, не представляешь, какую это причинит боль».

Эрик приблизился на шаг всё ещё с руками в карманах. Всё ещё без какой-либо попытки вмешаться со стороны сохраняющей наполненное страхом молчание публики.

«Но, когда тебя повезут в больницу, ты будешь без сознания, а потом они усыпят тебя, прежде чем начнут оперировать».

Эрик сделал короткий медленный шаг ближе к своему противнику. Расстояние составляло два метра. Ещё немного, и он окажется на дистанции удара. С руками в карманах он предлагал противнику атаковать. Пусть попробует и наткнется на удар ногой. А потом всё началось бы сначала. Но лучше всего было обойтись психическим напором, добиться, чтобы парень оставался без движений как парализованный.

«Ты, пожалуй, никогда не сможешь нормально использовать левую руку, я ведь не знаю, что у вас за хирурги в Катринхольме. Ты знаешь? Отвечай, чёрт тебя побери. В Катринхольме хорошие или плохие хирурги?»

Ужас все нарастал в глазах несчастного парня. Никакой тенденции, ни малейшего дёрга, позыва к бою. Пришло время сменить тональность. Ибо не следовало загонять человека в угол, когда страх толкнет его в драку, и ужасный финал станет неизбежным.

«Но ты получишь один шанс, последний шанс. Хочешь ты получить его?»

Эрик был твердо уверен, что на этот раз ответ воспоследует.

«Хочешь ты получить последний шанс, ты слышишь, что я говорю?»

«Да-а…»

«Хорошо, мы можем поступить так».

Эрик сделал ещё шаг. Сейчас дистанции хватало для атаки. Требовалось соблюдать осторожность.

«Вставай на колени и ползи из квадрата».

Гул пробежал по публике, которая стояла молча в кровожадном ожидании: увидеть, как случится нечто невиданное.

«Вставай на колени и ползи отсюда, прежде чем я досчитаю до…»

Эрик задумался. Три получилось бы слишком коротко.

«…прежде чем я досчитаю до десяти. Не дай бог тебе остаться в квадрате, после того как прозвучит слово „десять“, и это твой абсолютно последний шанс. Ты понял, что я сказал?»

«Да-а… дьявол…»

Вот-вот, и польются слёзы. Нехорошо. Температура страха скоро упадёт настолько, что может даже последовать отчаянная контратака. Что сделал бы он тогда? Долгое и методичное избиение, пока экзекутор не в состоянии будет больше защищаться, а потом ещё один «последний шанс»?…

«Я начинаю считать. Один…»

Снова зазвучали чёртовы стишки. Публика призывала экзекутора не праздновать труса, не вести себя как крыса. Над ним безжалостно издевались, угрожали называть крысой. Возможно, потому что хотели увидеть, как ему сломают руку.