Кокто Жан - Проза. Поэзия. Сценарии

Сежест. Нет. Этот ритуал — часть церемонии, о которой я не уполномочен говорить в подробностях.

Принцесса. Обвиняемый не отвечает на вопросы. Отметьте в протоколе. (Поэту.) Считаете ли вы необходимым добавить что-то в свою защиту?

Поэт. Хочу сказать, что заслужил наказание, и самым страшным было бы для меня подвергнуться жизни меж двух стихий или, если применить ваш термин, между царствами. Кинематографист сказал бы: «в недопроявке». Я все бы отдал, чтобы снова оказаться на твердом дощатом полу, чтобы покинуть полумрак диковинного пространства.

Принцесса. Это не в нашей власти. Суд разберется. (Встает и собирает бумаги.) Следственная комиссия в превентивном порядке приговаривает вас к жизни. (Медленно исчезает.)

Эртебиз. Мягче не придумаешь. Особенно для вашего возраста. (Достает цветок, который прятал, и протягивает его поэту.) Ваш цветок.

Поэт. Эртебиз!

Эртебиз. Тихо!

Поэт (тихо и осторожно) . А что Принцесса?

Эртебиз (вместе с поэтом направляется к двери) . Вы прекрасно знаете, что она, влюбившись в смертного, попыталась нарушить законы человеческого времени.

Поэт. А что Орфей?

Эртебиз. То, что он выжил, оказалось фикцией. Божественная голова угасла, а Эвридику вернули в ад. Один великий человек сказал ведь: «Не плюйте против ветра». Возьмите цветок.

Поэт. Не могу решиться.

Эртебиз. Не в первый и не в последний раз я беру у вас цветок и возвращаю.

Поэт. Но сейчас я чувствую особенную смелость в вашем поступке и боюсь, что вас еще раз приговорят и вы…

Эртебиз. Нас уже не к чему приговаривать.

Поэт. А каков был приговор?

Эртебиз (растворяясь в воздухе и покидая наш мир) . Судить других. Быть судьями.

Долгое молчание.

Сежест. Невесело…

Поэт. Мне эта следственная комиссия кажется какой-то странной. Наши произведения, видите ли, только и мечтают о том, чтобы убить отца и мать, а мы не подчиняемся начальству. Но созданные нами существа стремятся знать, откуда происходят. Я задаю себе вопрос… (Оказывается по другую сторону дверей.)

Сежест. Не надо никаких вопросов. Так будет лучше.

Поэт. Вопрос только в том, ты сам не…

Сежест. Весьма возможно. Иногда я упрекаю вас в том, что вы меня бросили в зоне, полной теней. Иногда я счастлив, что живу вне бессмысленного мира, в котором я жил раньше. И, несмотря на недовольство, я хочу вас вывести из тупика, в котором вы оказались. Однако, если в зоне не бывает «вчера, сегодня, завтра», ваше бытие им все же подчиняется, и мне, чтобы добиться своей цели, придется вас вести, вернее, следовать за вами чередой неизбежных испытаний, и только их преодолев, я получу то, что хотел.

Поэт. Ты можешь мне пояснить свою роль во всем этом и рассказать, что за испытания меня поджидают?

Сежест. Нет, не могу. И сам этого не знаю. Плыву по течению. Мне ясно только, что этот цветок состоит из вашей крови, он повторяет синкопы вашей судьбы. Но, в путь. Я уже и так слишком много сказал. Смиритесь с тем, что нужно подчиняться.

Поэт (так же, как в патио с мозаикой) . Повинуюсь.

Обширный план пустого павильона. Вид с колосников. Поэт и Сежест пересекают его по дощатому настилу и выходят по лестнице, которой раньше там не было.

Гобелен.

Сежест и поэт пересекают экран справа налево.

Сад перед виллой Санто-Соспир. Дама в платье времен импрессионистов, в стиле молодой Сары Бернар, обходит бассейн и останавливается. В одной руке у нее раскрытый японский зонтик, в другой — книга из «Черной серии». Дама поднимает голову и зовет:

Дама. Гюстав! Гюстав!

Дворецкий (появляется вверху, на террасе) . Госпожа графиня?

Дама (постукивает по книге бамбуковой ручкой зонтика) . Кто убийца?

Дворецкий. Я не знаю, госпожа графиня.

Дама. Невероятно! Вы хотите заставить меня прочесть от корки до корки книгу, которая выйдет только через семьдесят лет?

Дворецкий. Прошу простить меня, госпожа графиня.

Дама. Простить, простить, — а мне что делать?

План поэта и Сежеста, которые спускаются по лестнице с террасы в сад.

Дама. Кто эти господа?

Дворецкий. Какие господа, госпожа графиня?