Чеслав Милош - Придорожная собачонка

Согласно книге буддийского монаха, которую я сейчас читаю, самая суть буддизма — mindfulness. Наверное, это слово можно перевести как сосредоточенность или внимательность. Смысл таков: надо со вниманием относиться к существующему сейчас, а не обращаться к тому, что было или будет. Это избавление для тех, кого мучит совесть, кто вновь и вновь переживает свои былые падения, спасение для людей беспокойных, со страхом воображающих, что случится завтра. Пусть мои стихи помогут читающему их жить в настоящем времени. И пусть я как человек излечусь от недугов памяти.

Он изумлялся и завидовал, но не тем, кто, подобно ему, отдавал себя искусству. Рядом с ним ходили по земле поистине святые герои, великие своим милосердием, сочувствием и любовью. У них было то, чего ему больше всего недоставало, и в этом он был похож на своих сотоварищей, людей искусства. Ведь он знал: искусство требует полной отдачи, а это, увы, означает отдать в рабство свое «я». Замечая в себе почти детский эгоизм, он утешался мыслью, что среди людей своей профессии он не исключение, что все они страдают одним пороком — недостатком человечности.

Если уж я родился таким, что напрасны были бы попытки очиститься и освободиться — говорил он — пусть, по крайней мере, созданное мною искупит мою слабость и поможет прославить красоту человеческой души.

Вставать утром и идти на работу, испытывать к людям любовь, расположение или неприязнь — и постоянно понимать, что все это на время и напоказ. Потому что неизменной и искренней была в нем надежда, настолько сильная, что сама его подгоняла. Теперь, сейчас, через минуту, вот-вот он поймает — что же? Волшебную формулу, в которой заключена вся правда существования. Он чистил зубы, а она была совсем рядом, он принимал душ и почти уже произносил ее; если бы он не сел в автобус, возможно, она бы ему открылась. И так весь день. Проснувшись среди ночи, он чувствовал, что прорывается к ней сквозь тонкую преграду, но, обессилев от напряжения, засыпал.

Он не потворствовал своей одержимости. Старался целиком и полностью быть в данном месте и в данную минуту, проявляя внимание к близким, по мере сил оправдывая их ожидания. Объявить, что и они на время и напоказ, значило бы обидеть их, но отказаться от мысли, что для настоящей жизни с ними нет времени, он не мог.

Поэзия — дело стыдное, поскольку начало ее слишком близко к занятиям, которые принято называть интимными.

Поэзию нельзя отделить от осознания собственного тела. Она и связана с ним, и, бесплотная, парит в вышине, делая вид, что принадлежит отдельной сфере, духу, — потому за нее и стыдно.

Я стыдился того, что я поэт, как если бы, раздетый, публично афишировал телесный изъян.

Завидовал людям, которые стихов не пишут и которых поэтому считал нормальными — в чем, впрочем, ошибался, ибо такого определения заслуживают немногие.

В процессе письма совершается некое превращение: непосредственные данные — скажем, сознание как ощущение себя изнутри — позволяют вообразить других таких же людей, так же ощущающих себя изнутри, благодаря чему я могу писать о них, а не только о себе.