Михаил Ишков - Операция «Булгаков»

Он вздохнул.

– Только, прости, за Толстого ты не потянешь. Можно, конечно, попробовать Шолохова, тоже надежный бренд, но, к сожалению, сейчас не пройдет. Духа у него многовато, а вот душка́, да чтобы еще с подковыркой, да чтоб прямо в лоб прежнему режиму, маловато. Что там у него? Критика коллективизации, письма Сталину, пристрастие к алкоголю?.. Этим сейчас никого не удивишь… В кого ни плюнь, все пили и боролись с советской властью.

Он поделился со мной своей мечтой.

– Вот Булгаков – это да! Было бы здорово, если бы «могикане» сумели оседлать его! Насколько мне известно, издателя у тебя нет, так что ты пораскинь мозгами насчет «Театрального романа». Можно, конечно, заняться «Мастером и Маргаритой», сбацать что-нибудь на тему «читал – не читал Сталин закатный роман». Когда надумаешь, приходи, мы организуем аванс и прикинем, как подать сенсационную находку. Вот, мол, тайна НКВД! Вот что они прячут в своих подвалах!.. И так далее. Только одно условие – никаких иисусиков и христосиков. Разве что нечистой силы можно подбавить.

Я слабо возразил.

– В «Театральном романе» Булгаков обошелся без нечистой силы. Разве что магическим ящиком. Что-то вроде телевизора… Там он Турбиных увидал…

– Кто может помешать нам исправить найденную рукопись? Объявить ее последней, самой полной редакцией?.. Например, можно расширить похождения Бегемота – пусть, например, котяра забредет в женскую баню и мочалки начнут чесать его за ушками или, посадив на коленки, поглаживать по спинке…

Посмаковав мечту, он деловито предложил:

– Это бред, конечно, но можно, например, организовать новый приезд Воланда в Москву. Пусть он выступит в Кремлевском дворце съездов, а его бойцы отрежут голову какому-нибудь хмырю из аппарата ЦК. В любом случае, это мероприятие я готов профинансировать…

Он не договорил, какое именно мероприятие был готов профинансировать – выступление Воланда и его банды в Кремле или аванс.

Уточнить поостерегся.

Поостерегся – и все тут! Хотя предложение было заманчивое.

И нашим и вашим!

Все так делают!.. «…Одним ударом в дамки», «…такой шанс нельзя упустить», «…носом чую, это верняк». И рылеевский материальчик найдет достойное применение.

В этот момент я неожиданно обратил внимание, что пиджак у Жоржевича был в крупную желто-коричневую клетку. Сама собой потянулась нить …не хватает только жокейской шапочки, пенсне с треснувшим стеклышком. К этому следует добавить, что Толян рыжеват.

Я торопливо ответил, что подумаю.

Выйдя из издательства, я несколько минут стоял у стены дома в Лаврушинском переулке.

Приводил чувства в порядок…

Если кто-то думает, что я затаился в ожидании черного кота или Фагота с примусом, он ошибается. Преследовать библейских чудовищ вплоть до посещения ими женского отделения Кадашевских бань у меня и в мыслях не было.

Меня остолбенил вопрос – круг замкнулся?..

Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень более схожи между собой, чем Клепков и Рылеев, тем не менее их пристальный интерес к Булгакову, подозрительное желание использовать его в своих целях неподъемным грузом повисло у меня на шее.

Если это была шутка, то шутка неудачная.

Я знал, кто любил пошучивать подобным образом…

Был полдень. Солнце стояло высоко, и его лучи в упор сверлили меня, застрявшего на дне знаменитого переулка. Они были ослепительны, свободны, более того, исключительно информативны.

Они жгли насквозь.

Они рисовали миражи.

…мои губы кто-то обильно смочил уксусом. Я испытал нестерпимый приступ жажды. Тело мое грызли оводы – это было мучительно больно, но боль постепенно отступала. Мной овладевала предсмертная тупость…

Дух на глазах отделялся от тела.

Мысли текли реже, ровнее…

Мне открылось, что любому из нас по силам не только бороться за светлое будущее, испытывать «груз ответственности» и хранить верность идеалам, но и без ведома автора дописать чужой роман, заняться на заказ подделкой канонических текстов или, засучив рукава, написать сразу два романа! Один для Клепкова, с посещением Бегемотом женских бань и отрезанием головы хмырю из ЦК КПСС; другой – душещипательно-исторический, в форме воспоминаний (только ни в коем случае не мемуаров) о «героической эпохе» для Рылеева.

Время для творческого подвига было самое подходящее!

Границы рухнули, и на продажу потащили все, что плохо лежит, – цветной металл, музейные экспонаты, самые человеколюбивые «измы», включая погибающее божество. В такой момент всякого рода колебания, сомнения, тем более побитые молью моральные вериги, были экономически невыгодны. Медлительность грозила неминуемым разорением или прыжком с четырнадцатого этажа…