Геннадий Турмов - На Сибирской флотилии

Гликерия, если желаете, можете хлопотать и получать пенсию для себя и для сына. Это полагается по закону, т. к. Матвей имел два Креста, 4-й и 3-й степени».

«Россия» и «Громобой» встали на ремонт, который растянулся на два месяца. Отрабатывая после ремонта боевые тренировки, «Громобой» в заливе Посьет зацепился скулой за каменистую гряду и снова встал на ремонт, который продлился до начала февраля 1905 года.

После этого оба крейсера совершили свой последний поход к берегам Японии. Их добычей стали четыре шхуны.

Однако злой рок продолжал преследовать «Громобой» – вскоре он подорвался на мине и вышел из строя до конца войны.

В декабре 1904 года Дмитрия назначили трюмным механиком, а уже в январе 1905 года он стал поручиком корпуса корабельных инженеров.

…В первых числах марта 1905 года поручик Мацкевич искал на Светланской ателье, чтобы сфотографироваться, о чем его уже давно просила в своих письмах Мария. Неожиданно он увидел на вывеске свою фамилию. «Его Императорского Величества фотограф В. Мацкевич» значилось на ней.

Фотографию, где он был запечатлен в парадном мундире и с двумя орденами на груди, Дмитрий подписал на обороте: «Марии Степановне на добрую память». Фамилию и имя он писать не стал, ограничившись витиеватой подписью. Ниже он приписал: «Влдвстк. 4: III-905 г.».

На обороте фотографии разместились фамилия владельца ателье, медали, полученные фотографом на различных выставках, и коллаж из короны и мантии с надписью: «Удостоен награды Его Императорского Высочества Великого князя Алексея Александровича», а на лицевой стороне под фотопортретом – надписи крупным шрифтом: «В. Мацкевич. Владивосток».

Отсылая письмо, Дмитрий еще раз улыбнулся, предвкушая, как воспримет Мария этот казус с однофамильцем.

История сохранила для нас еще одну фотографию поручика Дмитрия Мацкевича, помещенную в пятитомнике «Истории Русско-японской войны 1904–1905 гг., изданном в Санкт-Петербурге в 1909 году. Но это будет потом…

В своих записках знакомый Мацкевичу журналист Николай Петрович Матвеев отмечал:

«Год 1905, памятный для всей России, будет долго памятен и Владивостоку.

Начался год в тяжелом кошмаре.

Надежды на благоприятный для нас исход войны все таяли и таяли.

В конце 1904 года пал Порт-Артур. Вполне естественно, что можно было ждать нападения неприятеля на Владивосток.

Некоторые учреждения, которые все еще оставались не эвакуированными из Владивостока, было решено эвакуировать.

Местный Восточный институт выехал в Верхне-Удинск, а мужская гимназия в Нерчинск.

Владивостоку пришлось первому быть свидетелем Цусимского сражения.

16 и 17 мая сюда пришли остатки великого нашего флота: крейсер «Алмаз» и два миноносца, привезшие кроме печальной вести о гибели флота еще трупы убитых и раненых в знаменитом бою.

Весь город выходил на набережную встречать «Алмаз», предполагая встретить в лице его победителя… Страшная правда привела в уныние всех.

Но вместе с печалью о проигранной войне и бесчисленных жертвах ее в обществе поддерживалось бодрое настроение».

Юбилей брата, которому в этом году исполнялось 25 лет, Лера предложила отметить в ресторане «Золотой Рог». Дмитрий согласился. Они заранее оформили заказ и через некоторое время блаженствовали, сидя за красиво сервированным столиком на двоих.

Дмитрий и Лера собирались провести вдвоем весь вечер, но к их столику подошел моложавый лейтенант со стойким загаром на чисто выбритом лице и попросил разрешения разделить компанию. Тронутый его изящными манерами, Мацкевич пригласил лейтенанта к столу, увидев, что ресторан переполнен армейскими и флотскими офицерами.

– Колчак, – представился незнакомец, – Александр Васильевич. – И добавил немного погодя: – Возвращаюсь из японского плена.

Увидев, что на них это известие не произвело должного впечатления, он учтиво поцеловал ручку у Леры и обменялся дружеским рукопожатием с Дмитрием. Узнав, что перед ним брат и сестра, улыбнулся уголками губ.

– Я вас считал женихом и невестой, но никоим образом братом и сестрой.

Как ни избегали темы о войне, разговор за столом все равно вернулся в привычное русло о бездарно проигранной войне, о падении в обществе престижа армии и особенно флота.

Дмитрий нередко на себе ощущал неприязненные взгляды некоторых лощеных господ, бросавших ему в спину.

– Самотопы… с японцами справиться не смогли.

Такое отношение было знакомо и Колчаку, который произнес известное и мудрое из Шота Руставели: