Геннадий Турмов - На Сибирской флотилии

На «Громобое» было убито 91 и ранено 182 человека, на «России» убитых и раненых было меньше (48 и 165 матроса и офицера).

Ранен был и попугай Васька, про которого в горячке боя все забыли и только уже на подходе к городу попугаю оказали первую медицинскую помощь.

Помимо попугая Васьки на «Громобое» находился еще один любимец команды – беспородный пес Дружок, который во время боя находился около матросов и, как они его ни отгоняли с палубы, он не сбежал в трюм, а подбегая к раненым матросам, лаял, привлекая внимание других.

После боя матросы шутили:

– Обоим бы им «Георгия» надо дать, да куда цеплять-то?

«Россия» получила одиннадцать пробоин в районе ватерлинии, «Громобой» – шесть. В довершение у него была разрушена практически вся верхняя палуба.

Позднее Дмитрий рассказывал Лере, что на «Громобое» были выведены из строя 2 орудия главного калибра, а наибольшие повреждения крейсер получил от фугасных снарядов. Взрываясь, эти снаряды проделывали огромные дыры в обшивке и стальных листах дымовых труб. Мелкие осколки снарядов и обломки от разрушенных частей корабельного корпуса и надстроек наносили ранения членам команды, находившимися по боевому расписанию на верхней палубе. Даже взрываясь в воде, фугасные снаряды повреждали обшивку бортов, попадания снарядов вызывали многочисленные пожары деревянной обшивки и заготовленных около орудий патронов и снарядов. Были разбиты четыре прожектора. Серьезное повреждение брони причинил 203-мм снаряд, попавший с расстояния 40 кабельтовых. Через несколько пробоин от снарядов, попавших у ватерлинии, вода проникла на броневую палубу, что могло привести к затоплению корабля. В общей сложности «Громобой» получил повреждения от попаданий около тридцати 203-мм и 152-мм снарядов. Командир «Громобоя» Дабич был неоднократно ранен во время боя. Также был ранен старший штурманский офицер – лейтенант Вилькен, погиб мичман Гусевич. Больше всего погибло людей на верхней палубе, полубаке, мостиках и боевом марсе. Наибольшие потери несли расчеты небольших орудий. Шестнадцать человек скончалось от ран уже после боя.

Дмитрий проведал о том, как после боя, уже оторвавшись от кораблей эскадры Камимуры, команды «России» и «Громобоя» устраняли последствия повреждений, и ему вместе с судовым механиком Стефаном Форманчуком пришлось заделывать ту самую пробоину, через которую на палубу поступала вода, грозя затопить корабль.

Форманчук вместе с несколькими матросами заводил брезентовый пластырь на пробоину со стороны моря, куда они прыгнули прямо с палубы.

Дмитрий еще раз добрым словом помянул адмирала Мокарова, который изобрел этот способ заделки пробоин.

Почти час, застопорив машины, на крейсерах заделывали пробоины, очищали от искореженного металла палубы. Произведя печальный обряд отпевания погибших в бою товарищей, похоронили их по давнему флотскому обычаю в море. Труднопереносимая жара не давала никаких шансов доставить тела погибших во Владивосток.

Лишь к вечеру 3 августа крейсера вошли в бухту «Золотого Рога», осторожно подрабатывая винтами. «Рюрика» среди них не было, и о его судьбе к тому времени не было ничего известно. Толпа народа собравшаяся на номерных причалах тяжело молчала, только изредка доносились всхлипывания и причитания женщин, да иногда в разных концах толпы недоуменно вопрошали:

– Где «Рюрик»?

– Что с «Рюриком»?

– Почему «Рюрика» не видно? Кажется, встречать корабли вышел весь город. Среди встречающих была и сестра Дмитрия, Лера. Стоявший рядом с ней матрос, глядя на искореженные трубы и зияющие пробоины в бортах кораблей, с горечью проговорил:

– Да, накостыляли нашим браткам макаки…

Портовые баржи подошли к крейсерам и начали принимать раненых. Лера, воспользовавшись тем, что была в одежде сестры милосердия, пробралась на «Громобой» и, отыскав Дмитрия, бросилась к нему, причитая:

– Жив! Жив! Жив!

Дмитрий мягко расцепил ее руки:

– Неудобно. Люди смотрят… Видишь, я даже не ранен!

Махнув рукой на прощание, Дмитрий поспешил к своему заведованию, а Лера принялась помогать медицинскому персоналу перегружать раненых на баржи.

Практически всех раненых разместили в казармах Сибирского флотского экипажа, специально оборудованных для массового приема раненых еще в феврале 1904 года.

– Держитесь, сестра, – услышала она голос ординатора Павла Ионовича Гомзякова, руководившего подвижным санитарным отрядом.