Авигея Бархоленко - Светило малое для освещенья ночи

— Я скажу, чтобы тебе дали носки. Но если холодно ногам и ты это чувствуешь, то значит — холодно тебе?

— Моему телу.

— Ты отделяешь себя от тела?

— Когда как. Иногда получается, иногда нет.

— Ты говоришь о тех днях, когда была без сознания?

— Я не была без сознания.

— Ты помнишь, что с тобой здесь происходило?

— Да уж не забуду.

— Ты помнишь, как тебе ставили уколы, как кормили через прямую кишку?

— У меня нет прямой кишки.

— Ну, я полагаю, через некоторое время ты легко убедишься в обратном. Итак, ты передо мной, и я тебя вижу, ты с этим уже согласилась?

— Согласилась, раз вы не хотите слышать.

— Слышать — что?

— Прямая кишка — только прямая кишка.

— Ты полагаешь, что обладаешь чем-то кроме? Я имею в виду — кроме своего тела? — Лушка не пожелала ответить. Она смотрела на стол, за которым сидел псих-президент. Перед ним лежала история болезни, в борозде разворота белела ручка. Ручка дрогнула, вывернулась из борозды и покатилась к краю стола. Псих-президент положил ее на прежнее место и спросил: — Ты находишься в больнице, ты это понимаешь?

— В психушке, — усмехнулась Лушка.

— Ты считаешь, что тебя поместили сюда неправильно?

— Да нет. Я вообще не считаю. Здесь мне удобнее.

— Для чего удобнее?

— Ну, так сразу сказать… Ну, родиться легче. То, что до этого — это не я. А чтобы я — это долго, да и то не всегда. Отвлекалась бы на всякий бред.

— Гм… А я и не знал, что в моем заведении родильное отделение.

— Родильное? Здесь в самом деле родильное? А-а… Шутите.

— И, значит, до больницы был бред, а тут то, что надо, так?

— А почему я должна вам выкладывать?

— Я твой врач.

— А вопросы хуже, чем в милиции.

— А откуда ты знаешь, как в милиции? Приходилось?

— А вам какое дело?

— Ну, Гришина, так не пойдет. Или мы с тобой работаем вместе, или…

— Или что? Не выпустите? А меня не колышет. Койка есть, жратву принесут… Ни на работу, ни в магазин.

— Гришина, ты говоришь со мной… гм… весьма уклончиво. От половины вопросов ты просто ушла. Ты мне не доверяешь? — Ручка поползла к другому краю. Псих-президент сунул ее в карман халата. — Может, ты хочешь, чтобы тебя лечил другой врач?

— Меня больше не надо лечить.

— Но ты в этом можешь и ошибаться? Что для тебя связано с форточкой?

Лушка стала смотреть в окно. Там тоже была форточка. Форточка распахнулась. В комнату полетел снег.

— Опять… — прошептала она, зажмуриваясь.

— Гришина! Гришина, что с тобой? Гришина, ты слышишь?

— Сейчас… Сейчас я закрою… — бормотала она, слепо поднимаясь. Ощупью добралась до окна, подставила лицо холоду и подняла руки. Тело содрогнулось, она открыла глаза. Прошептала: — Белый…

— Что?

— Снег совсем белый. — Она глубоко вздохнула и вернулась туда, где сидела.

Псих-президент встал, закрыл форточку, проверяюще обвел по периметру пальцем. Объясняющей версии не родилось, и он спросил:

— Ты помнишь, что было до больницы?

— Тоже больница.

— А раньше?

— Форточка.

Форточка распахнулась, зазвенев. Лушка, побелев губами, смотрела не мигая. Псих-президент нахмурился и тщательно завернул задвижку.

— Понимаешь, Гришина, — сказал он, — хоть ты и уверена, что тебе больше не нужно лечиться, я, скажем так, обязан в этом удостовериться. Кризис мы сняли, но нужно еще какое-то время, чтобы ты пришла в норму полностью.

— Спасибо, меня хорошо лечили.

— Ну, что же, ну, что же. Делаем, что можем. А иногда и больше, чем можем.

— Да, спасибо, вы мне совсем не мешали.

— Ну да, ну да. С какой бы стати нам тебе мешать?.. Ты облегчила бы нашу обоюдную задачу, если бы не сопротивлялась, а помогала. Тогда все получилось бы значительно быстрее. Пациент должен доверять врачу, иначе толку — минус ноль, вот именно. У тебя есть основания мне не верить?

— Она боится, что вы ее уволите.

— Кто? Гришина, кто боится?

— Что? А-а… Сестра из процедурного.

— У меня их три.

— Может, третья.

— Жаловалась, что ли? — Лушка не ответила. Лушка смотрела на стол. Псих-президент стоял у окна. История болезни на столе с трудом перевернула страницу. — Ах, так, — сказал псих-президент, обратив наконец внимание на самостийные явления. — Ручка, форточка, это… Ну и что?

— У меня стало получаться, — охотно поделилась своим Лушка. — Раньше только случайно. А сейчас я могу сама.

— А форточку — ты же там, говоришь, закрывала, а здесь вроде наоборот…

— Мне надо было — ну, проверить, когда она вот так… Когда настежь… — с трудом объяснила Лушка.