Йоханнес Зиммель - И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

Спать идут рано. Завтра начинается новая трудовая неделя, значит, надо рано встать. Старый диван с ржавыми пружинами, выпирающими сквозь обивку, дарит Мише часы сладкого сна. Миша привык к нему, он автоматически укладывается так, что почти не чувствует пружин. В понедельник 19 августа 1991 года, он встал рано, в начале седьмого, умылся и оделся, а потом включил свой маленький радиоприемник — послушать новости. Он хотел узнать, что происходит в Югославии.

25 июня, за пять дней до того, как Лева покинул Ротбухен и уехал со своей частью домой, республики Словения и Хорватия праздновали День независимости. На рассвете 27 июня танки югославской армии совершили на них нападение, что послужило началом ожесточенного военного конфликта в центре Европы. Миша днем и ночью слушал свое маленькое радио и знал, что танковые подразделения перекрыли все дороги через границу в Италию и Австрию и окружили плотным кольцом словенскую столицу Любляну. Когда в дело вступила военная авиация, началась уже настоящая война, которая стоила жизни многим людям, а политики всего мира пытались спрятать свою беспомощность, глупость и нерешительность за ширмой конференций и бесконечных заявлений с увещеваниями и угрозами. Оказалось, что ООН, Европейское Сообщество и НАТО не в состоянии индивидуальными или совместными усилиями положить конец войне, и это относится также к Америке и ее президенту Бушу, который защищает в Персидском заливе права человека, свободу и независимость Кувейта, но почему-то остается равнодушным к конфликту в Югославии. Вероятно, потому, что в Югославии нет нефти.

Каждый день приносит новые ужасные известия, в августе шли бои за город Осиек, московское радио сообщало об изуродованных трупах, доставленных в патологоанатомическое отделение городской больницы. На них были смердящие лохмотья от униформ Хорватской Национальной гвардии, а виновниками убийств были (как было сказано в программе новостей) сербские экстремисты, добровольцы, так называемые четники. Трупы несколько суток пролежали на солнцепеке, прежде чем их смогли подобрать. У многих было перерезано горло, отрублены конечности, вырваны глаза и языки.

Тогда-то всему миру впервые стали очевидны вопиющие ужасы этой новой войны, на которую политики всего мира взирали либо беспомощно, либо цинично. На улице, на виду у всех, человека могли четвертовать, голову замученного до смерти надеть на кол и выставить на всеобщее обозрение, девушек и женщин насиловали, а потом убивали самыми изощренными способами.

«Кто убивает человека, тот разрушает целый мир.» Уже разрушены тысячи миров. Существует ли еще мир вообще?

Итак, утром 19 августа Миша включил свой маленький радиоприемник, чтобы послушать новости, и тут же оцепенел, потому что диктор говорил не о Югославии, а о другом: «…ТАСС сообщает, что в связи с болезнью Михаила Сергеевича Горбачева и его неспособностью исполнять свои обязанности, полномочия президента, согласно статье 127 пункту 7 Конституции Союза Советских Социалистических Республик, переходят к вице-президенту СССР Геннадию Ивановичу Янаеву. Постановление подписали Геннадий Янаев, Валентин Павлов и Олег Бакланов…»

Миша бежит в большую комнату и кричит:

— Ирина! Лева! Аркадий Николаевич! Мария Ивановна! Мне кажется, они свергли Горбачева!

Все сбежались, и Миша, сбиваясь и волнуясь, рассказывает, что он услышал по радио. Ирина волнуется больше всех, но ей приходит в голову включить телевизор. Некоторое время он нагревается, прежде чем на экране появляется диктор, который произносит до конца тот самый текст, который слышал Миша: «…полномочия президента переходят к вице-президенту СССР Геннадию Ивановичу Янаеву. Постановление подписали Геннадий Янаев, Валентин Павлов и Олег Бакланов. — Диктор безучастно смотрит в камеру. — Пожалуйста, не выключайте ваши телевизоры! Как только мы получим новую информацию, она будет передана в эфир!» В кадре появляется заставка московского телевидения, звучит классическая музыка из «Лебединого озера». Миша опять включает свой радиоприемник. И здесь слышна только классическая музыка. Он пытается поймать другие станции, но все, что он может найти, — это советские передачи, везде либо музыка, либо тишина.

— Это преступники! — кричит Ирина. — А если они его убили?

В этот момент слышен вой сирены.

Она сохранилась со времен Отечественной войны и находится в здании колхозной столовой. Сирена совсем примитивная, приводится в действие вручную. Когда-то она оповещала колхозников на полях о налете немецкой авиации, а после окончания войны ее вой стал означать, что все должны немедленно собраться в колхозной столовой, — есть важное сообщение. Эта сирена выла, например, всякий раз, когда предсельсовета собирался выступить с речью, вдохновляющей колхозников на более производительный труд во имя победы коммунизма. Колхозники слушали это, а потом продолжали работать как прежде, спустя рукава, на разбитых машинах и поломанных тракторах и комбайнах. Но сегодня сирена воет слишком рано, значит, у Котикова действительно есть что-то экстренное.