Миша вскакивает. Этого он не вынесет.
Но в спину ему упирается пистолет, и Треггер резко говорит:
— Спокойно! Сесть! И без капризов! Эта штука очень легко срабатывает…
В это время телевизионный первый секретарь иракского посольства в Москве говорит:
— Действительно великолепная идея, Руслан, сердечно вас благодарю! Мы немедленно свяжемся с этой дамой.
— Я рад, что вам нравится наш план, — говорит человек с бычьей шеей. — Впрочем, сейчас пора было бы уплатить второй взнос. Третий подлежит уплате, когда самолет с Волковым приземлится в Багдаде. Это только напоминание.
— Все уже готово. Позвольте мне выразить вам восхищение от имени моего народа и мою личную благодарность, Руслан. Я надеюсь, это будет началом прекрасной дружбы…
Треггер выключает видеомагнитофон. Не выпуская пистолета из руки, он снова вынимает кассету, сует ее в свою папку и говорит холодно (наверное, так должен был бы говорить Чрезвычайный и Полномочный посол, вручая ноту о разрыве дипломатических отношений):
— Как полномочный представитель его превосходительства Президента Саддама Хусейна, я объявляю вас арестованным, профессор Волков. Мы можем задеть и другие больные места, если потребуется.
В дверь стучатся.
— Войдите! — кричит Треггер.
Появляется офицер в роскошном мундире, отдает честь и говорит:
— Прошу прощения, что помешал, это очень срочно. Господин генерал Самава просит мадам Линдон немедленно прийти к нему. — Он смотрит на Мелоди. — Ваш багаж заберут, мадам. Я имею честь проводить вас к генералу Самава. Новое поручение…
— Конечно. — Мелоди встает. Мишу она не удостаивает даже беглого взгляда. — Всего хорошего, мистер Треггер, — говорит красавица. И исчезает вместе с офицером.
— К-к-к-как это она должна явиться к генералу Самава? — заикается Миша. — К-к-как это новая миссия?
— Она уже много лет работает на него, еще со времени своей службы в ЦРУ. Его лучшая агентка, — говорит Треггер. Он откашливается. — Перед апартаментами стоят вооруженные офицеры из личной охраны Президента с приказом стрелять без предупреждения в случае, если вы покинете апартаменты. Вы можете, конечно, в любое время заказывать обслуживающему персоналу кушанья и напитки, какие душе угодны. Завтра мы увидимся снова, профессор Волков, желаю вам приятно провести вечер. — И он покидает покои.
Миша валится в кресло. Он удрученно сопит.
Мелоди много лет работает на этого Самава, подлая стерва! Она меня все время обманывала. И насчет того, что без Джонни! И про любовь! Ложь, ложь, сразу со знакомства в «Интуристе». Каждое слово — ложь. Эта Мелоди холодная профи. Она меня ждала в «Интуристе». У нее с самого начала было задание отвезти меня в Багдад.
Эта история становится такой трагикомедией, что можно уже плакать и смеяться. Он грустно смеется и думает: даже если я смеюсь, это смех сквозь слезы. Можно было бы написать целый роман о моей жизни, да, целый роман. И при прочтении этой сцены, когда они меня снова арестовывают, в школе на уроке литературы был бы задан вопрос: что автор хочет этим сказать?
Автор, думает Миша, хочет нам этим сказать: если мужчина встречает женщину, которая заявляет ему, что он гений, что только он может сделать ее счастливой, что она любит его одного и не может без него жить, то он не должен на это попадаться, как Миша Кафанке, а должен бежать от нее так быстро, как только может, потому что речь идет о его жизни. Да, вот что хочет сказать автор на примере такого идиота, как я.
Через десять минут.
— Гостиничное обслуживание, добрый вечер, сэр!
— Добрый вечер, я…
— Я знаю, сэр. Чем могу быть вам полезен?
— Есть ли у вас… хм… омары?
— Мне чрезвычайно жаль, сэр, но мы находимся посреди пус…
— Хорошо. Тогда другой вопрос… Лососевые! Лососевые-то у вас есть?
— Конечно, у нас есть лососевые, сэр. Лучшие! Филе-балык «Царь Николай»… во рту тает.
— Я знаю. — Я ел это в швейцарском самолете, думает он.
— Как вам его подать, сэр?
— Ну, как вы его обычно подаете?
— Я имею в виду, сэр, вы желаете много балыка?
— Да, много.
Часто, как утверждают психологи, бывает так, что люди в состоянии страха чувствуют непомерную потребность в еде и питье. Типичный симптом. Это относится и к Мише. Кроме того, у него предчувствие, что ему теперь долго-долго не доведется есть ничего хорошего. Последний обед приговоренного к смерти, думает он.
— С обычными приправами, я полагаю, сэр?
Читать дальше