Владимир Крупин - Море житейское

ВСЯКИЕ БЫЛИ ДЕВИЗЫ: «Я знаю, что я ничего не знаю» или: «Знания умножают скорбь». Оба девиза честные, но лучше было бы говорить: «Я знаю, что я умру». Более того: «Я знаю, что я начал умирать с первым моим криком, когда вышел из материнского лона, и, в ужасе от предстоящей жизни, закричал».

А главный девиз: «Я знаю, что моя душа безсмертна, что я не умру, и это счастье». И тут же: «Я знаю, что отвечу за каждый день моей жизни».

ОЧЕНЬ ПОЛЮБИЛСЯ любителям умной болтовни сборник «Вехи», было о чем поговорить. Вроде все знали о близких катастрофах, знали даже, как их преодолеть. А жизнь опередила. «Ах, мы так не хотели, все надо было делать не так!». В 60-70-е «Вехи» вновь пришли в Россию. Очень читались. Поговорили, вроде поумнели. Но легкость, с которой разврат и похабщина завладели вскоре книжным рынком, была устрашающей. Вроде бы вслед за Лосским, Бердяевым, Франком, отцами Сергием Булгаковым и Павлом Флоренским выступили и Бахтин, и Лосев, и Кожинов, и Михайлов, Палиевский, Ланщиков, Семанов, Петелин, Селезнев и много теперешних современников. И очень-очень толковые, мне с ними не тягаться. Мысль в том, что они все несомненно любили Россию, но что же она так быстро рухнула? Ответ: были не воцерковлены, и это ослабило действие их сочинений. Хотя несомненно хорошо относились к православию. Умственно понимали его необходимость для России. Много же духовного чтения читали. Свидетельствую, вспоминая разговоры с ними.

Отпевали Кожинова рядом с его домом в церкви Симеона Столпника. Батюшка, надгробное слово: «Я всегда знал, что в приходе живет такой великий мыслитель. Но как жаль, что не сам он пришел в церковь, а его принесли».

ПОЭТ: «УЕЗЖАЮ, УЕЗЖАЮ и наказываю вам: не ругайте мою милочку последними словам. Чаю, чаю накачаю, кофею нагрохаю. Я отсюда уезжаю, даже и не взохаю».

Он же: «Весь мир хотел со мною выпить, но тем же миром весь я выпит».

СЛЫШАЛ В СУРГУТЕ: Переходили по льду. Женщина поскользнулась. Ребенок в свертке упал в расщелину. Чукча привязал свою собаку за хвост, опустил на веревке. Собака зубами ухватила сверток, и чукча ее вытащил обратно со спасенным ребенком.

РЕВОЛЮЦИЮ ГОТОВЯТ провокаторы, заражая общество недовольством к властям, мечтами о хорошей жизни, неприятием бедности. Честные, восприимчивые свершают революцию, искренне думая, что делают доброе дело. А плодами революции пользуются сволочи.

В ЯПОНИИ ОЧЕНЬ хотел побывать на могиле Акутагавы Рюноске. Оказалось, трудно. Помогла переводчица, влюбленная в Распутина (а есть ли хоть одна женщина, не влюбленная в него?), она со мною бегом-бегом отыскала аллею, по которой мы достигли могилы великого прозаика. Еще на том кладбище могила разведчика Рихарда Зорге.

ВСПОМИНАЮ ЯПОНИЮ

Холодная Фудзи в тумане, озеро Бива мерцает. Трехцветная кошка в Киото сидит у витрины, за которой в прозрачных кристаллах резвятся робото-рыбы. Они несъедобны, но как же прекрасны. И манекены - бывшие люди - шли мимо, да так и застыли, на рыб заглядевшись.

На рекламу шотландского виски уселась ворона и кричит возмущенно. Надо будет сюда через множество лет возвратиться, чтоб узнать, кто кого перекаркал.

Высоченные стены домов, и солнца не видно. Вот оно впереди, поспешу, обогреюсь. Подбежал - не оно, лишь его отраженье в огромном стекле небоскреба.

В парке бродят олени и бегают белки, и прекрасная девушка спит на скамейке у пруда. Ухожу и мечтаю, что девушке взгляд мой приснится.

Старый монах с диктофоном сказал мне: «Разве дверь разбирает, кто ею проходит, разве лифт различает, кому помогает подняться? Дверью стань, помогая пройти в свою душу, лифтом стань, помогая занять верхотуру».

Чай прекрасные руки Като разливают. Кроме русского знает Като остальные, но разве не внятен язык моих взглядов?

Наступает обряд любованья луною, я и так, с малых лет на нее любовался. Вот, желтея, выходит командовать небом. Неужели весь свет на востоке оставит? Неужели в России ненастье?

Кто о горе своем вам расскажет с улыбкой? Японец. Но рыданья Като нарушают традицию эту: «Русский, ты уезжаешь, останься!» - «О, Като, плохо жить без тебя, но мне без России не выжить».

Улетаю на запад, и то ли бегу от рассвета, то ли вместе с собою его увлекаю в Россию.

ИМЕННО ЕВРЕИ баловались переделкой известных строк, напоминая опять же о своей суровой доле. Но я, например, никогда не считал синонимами слова: «жид» и «еврей».

«Выстрел грянет, ворон кружит, твой дружок в бурьяне не живой ли жид?», или: «Над страной весенний ветер веет, с каждым днем все радостнее жид».